МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ

Автор: ИГУМЕН ДАМАСКИН (ОРЛОВСКИЙ) | 22 Января 2014

ИГУМЕН ДАМАСКИН (ОРЛОВСКИЙ)

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ

Abbot Damaskin (Orlovsky). Methodological aspects of church and historical researches at the present stage

Аннотация / Annotation

В статье анализируются методологические подходы и опыт практических решений в исследовании судеб репрессированного духовенства в советской России, примененные Русской православной церковью для канонизации святых. Рассматривая исторический и агиографический этап историко-церковных исследований, автор дает ответ на вопрос о месте и роли этих исследований в отечественной историографии.

In this article are analyzed the methodological approaches and experience of practical decisions in research of destinies of the subjected to repression clergy in the Soviet Russia, applied by Russian Orthodox Church for canonization of the sacred. Considering a historical and hagiographical stage of historical and church researches, the author answers to a question of a place and a role of these researches in a domestic historiography.

Ключевые слова / Keywords

Русская православная церковь, методология, агиография, канонизация, репрессии, духовенство, мифологизация исторического знания. Russian Orthodox Church, methodology, hagiography, canonization, repressions, clergy, mythologization of historical knowledge.

Игумен ДАМАСКИН (Орловский Владимир Александрович) – секретарь Синодальной комиссии по канонизации святых, кандидат исторических наук, г. Москва; 8-916-902-79-57; Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

Принятие Закона РСФСР от 25.10.1990 № 267-1 «О свободе вероисповеданий», открытие доступа к рассекреченным архивным комплексам явились поворотным пунктом, открывшим широкую возможность проведения научных исследований истории Русской православной церкви (РПЦ) в ХХ столетии. Появились монографии, сборники документов, множество статей, диссертационные работы, авторы которых спешили восполнить пробел в отечественной историографии . В условиях общего кризиса методологии исторических исследований вопрос о методологии изучения церковной истории приобрел исключительную актуальность .

В статье предпринята попытка раскрыть опыт церковно-исторических исследований в области канонизации святых, показать, что он содержит в себе значимые методологические наблюдения и практические решения, полезные для современного исследователя истории России ХХ столетия, дает ответ на вопрос о месте и роли церковно-исторических исследований в отечественной историографии.

Научная методология проводимых церковно-исторических исследований в своей исторической части не содержит принципиальных отклонений от общепринятой. Оставаясь духовно-ориентированной, она опиралась на общенаучные принципы историзма, системности, комплексности, дополненные принципами достоверности и объективности. Их реализация осуществлялась методами категориального аппарата историко-архивоведческих наук, а именно: источниковедческого анализа, критики исторического источника как основы познания объективных реалий исторического процесса человеческой жизнедеятельности; комплексного подхода к выявлению и изучению информации опубликованных и архивных источников, сравнительного анализа фактов, содержащихся в источниках мемуарного жанра и архивных документах официального происхождения с целью подтверждения их достоверности; цитирования источников с целью и в случае необходимости введения в научный оборот оценочных и принципиальных суждений о событиях эпохи. В этом случае подлинный документ выступал как составная часть исследования, позволяя исключить субъективизм интерпретации, сообщить предельно возможную достоверность и точность приводимым характеристикам исторического времени, событий, фактов; духовно-ориентированного психологизма и «вживания» в изучаемую среду бытования (мировоззренческие и жизненно-ценностные установки человека с учетом времени, традиций, места действия, соотнесение их с поступками человека, мотивация поступка, понятийный аппарат среды и др.).

Результаты проведенной работы положены в основу принятых Архиерейским собором РПЦ решений о канонизации (то есть о причислении к лику святых) более 1 700 новомучеников и исповедников российских ХХ столетия. Решения принимались на основе биографических сведений, охватывающих всю жизнь человека и его деятельность, данных, подтверждающих, что пострадавший не сотрудничал с органами ЧК-ОГПУ-НКВД и не лжесвидетельствовал против других лиц. Требовалась также информация, позволявшая воспроизвести суть духовно-нравственного состояния и подвига человека.

В ходе работы стало очевидно, что документная информация о событиях, фактах, явлениях в их временных и причинно-следственных связях и отношениях помогает восстановить данные о результатах деятельности лица в материальной сфере, его официальных заслугах перед обществом и государством в объеме достаточном для принятия решений о награждении лица ведомственными или государственными наградами. Однако для причисления к лику святых этих сведений недостаточно. Нужна сверхинформация, постижение которой требует применения агиографического подхода. Агиографический подход в церковно-исторических исследованиях заключает в себе возможность раскрытия духовного смысла поступков человека в условиях изменяющихся внешних обстоятельств исторического времени, опираясь в свою очередь на результаты исторических изысканий. Таким образом, можно говорить о двух взаимообусловленных и взаимодополняемых частях церковно-исторических исследований: исторической и агиографической, обеспечивающих проникновение в глубины человеческой личности, оценку поступков человека по критериям и определениям, зафиксированным в решениях соборов Русской православной церкви .

Расширение и усложнение исследовательских задач в процессе подготовки материалов для канонизации святых потребовали более детального и скрупулезного следования принципам научного исследования, дабы достичь предельной полноты и достоверности информации о человеке, исключающей всякую ее интерпретацию.

Изучение человеческой личности (понимаемой как образ и подобие Божие), жизнедеятельность которой разворачивалась в условиях антирелигиозного террора в советской России, проводилось на базе комплексных межархивных изысканий с привлечением совокупности опубликованных источников и литературы, устных свидетельств. С учетом информативности видового состава архивных документов были определены приоритетные для данной проблемы источники: официального происхождения (законодательные, нормативные акты, судебно-следственные дела, послужные списки, циркуляры, распоряжения центральных и местных органов власти и управления). Первостепенно-важным являлось изучение всех доступных историко-архивных материалов, в том числе секретных служб ЧК-ОГПУ-НКВД за 1918–1940 гг. В состав подлежащих выявлению и анализу включались также документы личного происхождения (переписка, рукописи и др.) и устные свидетельства. Уровень информативности и достоверности содержания источников учитывался в исследовательском процессе и на стадии принятия решений о канонизации.

Во избежание просчетов изучались все виды документов официального происхождения, в которых могла содержаться генеалогическая и биографическая информация о человеке и его поступках. Например, при закрытии храма устанавливалось, какую христианскую позицию занимал в этих событиях человек, не был ли он тайным соучастником закрытия храма, не был ли он осведомителем, то есть предателем Церкви и, в конце концов, не был ли он нарушителем заповедей Господних.

В ходе исследований выяснялось, принадлежал ли человек к Православной церкви, не был ли он обновленцем или григорианцем. Эти данные не всегда зафиксированы в судебно-следственных делах. Для выявления этих фактов, которые могли чередоваться в биографии человека на протяжении его жизни, меняя его жизненную позицию до противоположной, требовалось долгое и кропотливое изучение документов за весь период. Безупречность поведения человека на следствии является одним из необходимых условий его канонизации. Важно было документально удостовериться, что он не оговорил ни себя, ни других на всем протяжении своего вынужденного (иногда длившегося десятилетиями) взаимодействия с мучителями. Себя – потому что в данном случае он оговаривает себя не в каких-то моральных просчетах и недостатках, а как члена Православной церкви в несуществующей антигосударственной деятельности, ни тем более других, так как, оговаривая других, он юридически обосновывает для следствия их обвинение.

Наиболее информативным источником для подготовки материалов по канонизации святых были и остаются судебно-следственные дела, являясь едва ли не единственным источником об исповедничестве и мученической кончине человека; их содержание изучалось и анализировалось с учетом психологических особенностей человека ХХ столетия и его нравственной, духовной позиции. При этом действовало непреложное следование принципу достоверности, что исключало стремление доказать с помощью документов выдвинутую до начала исследования гипотезу, пристрастно интерпретировать факты. Десятки и даже сотни примеров показывают, что в большинстве случаев самая остроумная и убедительная предварительная гипотеза рассыпается в прах после беспристрастного анализа документальных данных. Источниковедческий анализ содержания документов судебно-следственного делопроизводства позволил рассмотреть многочисленные поведенческие вариации человека в предельно жестких условиях взаимодействия с органами государственного террора, выработать методические приемы анализа соответствующей информации, содержащейся в документах.

Человек, выступая в разных позициях в разные периоды жизни и в разных внешних обстоятельствах (в одном случае – в роли обвиняемого, в другом – в роли свидетеля), нередко проявлялся по-разному и в своем отношении к христианским заповедям. В судебно-следственных делах остались зафиксированными факты отречения от веры, от сана, лжесвидетельства. При этом человек все равно был приговорен к расстрелу. Из этого следовал вывод: духовное состояние человека нельзя понять, если брать в вопросе канонизации за основу только конец жизни человека – расстрел. Независимо от установления факта расстрела, исследователь должен был изучить весь предшествующий ему комплекс документов судебно-следственных дел. Нередко обвиняемый в своем деле не признавал себя виновным, но привлеченный свидетелем по делам других лиц проявлял малодушие и выступал лжесвидетелем. О наличии таковых показаний исследователь, ограничившись изучением дела обвиняемого, может даже не подозревать (картотек имен свидетелей не существует). Если не следовать принципам всесторонности, комплексности, достоверности и объективности в процессе выявления и анализа всей совокупности дел и документов в хранилищах соответствующих регионов, эти факты могут остаться скрытыми.

Документы судебно-следственного делопроизводства не всегда фиксируют внутреннюю мотивацию поступков человека. Исследователь часто не может, исходя из текстов документов, установить, почему человек нередко и под пытками не оговаривает себя или других: из нравственно-религиозных ли установок, имея ли страх Божий и опасаясь нарушить заповеди Господни, или из соображений практических, понимая, что признание себя виновным автоматически может повлечь, несмотря на все заверения следователя, осуждение, а признание виновными других – дальнейшие расспросы и перенесение пунктов обвинения на самого дающего подробные показания.

Чтобы насильственную смерть считать, как смерть за Христа, недостаточно было и установления принадлежности лица к социальной категории священнослужителей.

В один и тот же день, 6 июля 1919 г., были расстреляны архиепископ Астраханский Митрофан (Краснопольский) и его викарий, запрещенный ко дню расстрела в священнослужении, епископ Леонтий (Вимпфен). Имея далекие от христианства жизненные установки, епископ Леонтий произвел множество беспорядочных действий в епархиях, где служил, включая и Астраханскую: в угоду новой власти им был сделан ряд публичных заявлений против правящего архиерея. Если бы только один факт насильственной смерти мог освятить человека, поставить его образцом святого мученичества, то можно было бы только на этом основании включить имя епископа Леонтия в Собор новомучеников и исповедников российских. Но от насильственной смерти в эту эпоху погибали и жившие праведно и проводившие беззаконную жизнь, и трудившиеся для Церкви и воевавшие с ней, бывшие орудием ее расстройства и причиной смущения народа Божия. И потому один факт насильственной смерти не имеет для принятия решения определяющего значения, но важно, какую жизнь – христианскую или антихристианскую – проводил человек. До революции 1917 г. немало было случаев, когда люди, формально принадлежавшие к Православной церкви, как к господствующей, как она называлась в то время, проводили жизнь как не принадлежавшие к ней.

В ХIХ – начале ХХ в. приход многих в церковный клир в значительной степени был обусловлен социальным происхождением. Духовное образование в семинарии в конце ХIХ – начале ХХ столетия зачастую связывалось в сознании с приобретением социальных преимуществ, когда шли в семинарию, по выражения святителя Димитрия Ростовского, «не для Иисуса, а ради хлеба куса» .

В советское время гонения на Церковь не прекращались ни на один год, лишь время от времени доходя до большей жестокости, и потому живший в ХХ в. исповедник испытывал давление государства во всей его мощи в течение всей жизни. Устоявший во время гонений в 1920-е гг., иногда падал в 1930-е гг., а устоявший в те и другие, проявлял малодушие в 1940-е гг. Если жизнь обычного человека достаточно сложна и противоречива, и один и тот же человек в зависимости от перемены внутренней позиции может совершать поступки прямо противоположные, то тем более сложна жизнь христианского исповедника, находящегося не только под давлением своих внутренних страстей, но и антихристианского государственного аппарата.

В октябре 1937 г. в городе Козельске вместе с группой монахов закрытой к тому времени Оптиной пустыни был арестован послушник Тихон Плетнев, живший в Оптиной с 1912 г. На следствии он рассказал лишь о том, что действительно знал оптинских монахов и кого именно; при этом он никого не оговорил, также не оговорил и себя; против него, как и против других, как это водилось тогда, дали показания штатные свидетели, что было вполне достаточно для вынесения приговора. Всего по делу обвинялось 12 человек. 11 человек были приговорены к расстрелу и 5 декабря 1937 г. расстреляны. Тихон Плетнев и после их расстрела продолжал сидеть в тюрьме без вынесения приговора, и только 4 января 1939 г. власти приняли постановление о его освобождении за отсутствием «материалов о привлечении его к судебной ответственности», а также учитывая «его болезненное состояние (паралич левой половины тела)» . Если исходить из общих знаний об истории того времени, что после расстрела наркома НКВД Ежова на его место пришел Берия и начался пересмотр некоторых дел, мы могли бы сделать вывод, что послушнику Тихону просто-напросто повезло, он досидел до времени некоторого восстановления справедливости и был освобожден. И лишь изучив тысячи дел, можно сказать с уверенностью, что так не бывало никогда, и он был всего лишь секретным сотрудником НКВД, который и поручил ему не только давать сведения о монахах еще до их ареста, но и быть с ними в камере, в некотором роде сопроводить их в последний путь, и в то же время фактом своего ареста и безупречными показаниями на следствии отвести от себя всякие подозрения в предательстве.

Однако разница между исповедническим подвигом и систематическим предательством слишком велика, чтобы целиком опереться на скудные положительные данные следственных материалов, оставляя в неизвестности те или иные периоды жизни человека. Отсюда следует, что необходимо изучение всего комплекса судебно-следственных дел тех областей, где человек арестовывался. Необходимо проведение сравнительного анализа на основании всех выявленных фактов на предмет возможного сотрудничества арестованного с НКВД в 1920–1940-х гг., эпохи по преимуществу и являющейся предметом исследования материалов, касающихся новомучеников.

Церковный исследователь как христианин не осуждает человека, но как исследователь вынужден изучать личность, которая должна быть образцом, и поэтому исследует ее и со стороны отрицательной, рассматривая особенно пристально свойства души и поступки человека, отступающие от христианского идеала. Прославление репрессированных священнослужителей или мирян, как новомучеников, не является посмертной наградой пострадавшим, как бывает посмертная награда воинам, ибо все умершие до нас, при каких бы обстоятельствах они ни скончались, уже ни в каких наградах не нуждаются, но это прославление тех, кто является для нас и грядущих поколений верующих людей образцами, тем, что называется идеалом.

В 1990-е гг. в судебно-следственных делах еще встречалась часть документов о деятельности секретных сотрудников. В 2000-е гг. такие документы стали изыматься до попадания архивных материалов в руки исследователей. Можно сказать, что в настоящее время ценность судебно-следственных дел, с точки зрения достижения полноты исследования мученического и исповеднического подвига на предмет включения имен в Собор новомучеников и исповедников российских, значительно упала, так как остается закрытым вопрос о возможном сотрудничестве лица с безбожными властями, а также и о выступлении лжесвидетелем по делам других лиц. То есть, остаются неизученными существеннейшие стороны внутренней нравственной жизни человека.

Таким образом, в ходе исторического исследования судеб репрессированных лиц духовного звания и мирян, пострадавших в советской России при проведении антирелигиозного террора, и канонизации святых накоплен значительный опыт применения методологического инструментария в решении проблем, связанных с изучением архивных первоисточников по истории взаимоотношений Церкви и государства. Выявлено общее и специфическое в методологии изучения церковной истории, воссоздания объективного исторического знания о человеке ХХ столетия по документам, содержащим персонифицированную информацию. Этот опыт содержит положительный ответ на вопрос, является ли методология церковно-исторических исследований составной частью общеисторической методологии и в чем ее специфика.

Этот опыт по существу уникален и может быть полезен широкому кругу специалистов гуманитарных наук.