ВЛАСТЬ И ВЕРУЮЩИЕ: МАТЕРИАЛЫ ЧУВАШСКОГО И МАРИЙСКОГО ОТДЕЛОВ ОГПУ О РЕЛИГИОЗНОЙ СИТУАЦИИ В АВТОНОМИЯХ В СЕРЕДИНЕ 1920-х гг.

Автор: Ф.Н. КОЗЛОВ | 08 Февраля 2014

Ф.Н. КОЗЛОВ

ВЛАСТЬ И ВЕРУЮЩИЕ: МАТЕРИАЛЫ ЧУВАШСКОГО И МАРИЙСКОГО ОТДЕЛОВ ОГПУ О РЕЛИГИОЗНОЙ СИТУАЦИИ В АВТОНОМИЯХ В СЕРЕДИНЕ 1920-х гг.

Kozlov F.N. Power and believers: materials Chuvash and Mari OGPU departments about the religious situation in autonomies in the middle of 1920th

Аннотация / Annotation

Статья посвящена характеристике информсводок ОГПУ как источника по истории государственно-церковных взаимоотношений в середине 1920-х гг. Поставленная проблема раскрывается на материалах отделов ОГПУ двух национальных регионов Среднего Поволжья.

The article is devoted to the characteristic of information reports of OGPU as source on stories of state and church relationship in the mid-twenties. The put problem reveals on materials of departments of OGPU of two national regions of Central Volga Area.

Ключевые слова/ Keywords

Источники, ОГПУ, сектантство, Чувашия, Марий Эл, информсводки ОГПУ, Русская православная церковь, тихоновцы (староцерковники), обновленцы, автокефальная церковь, венедиктовцы. Sources, OGPU, sectarianism, Chuvashia, Mari El, OGPU information reports, Russian Orthodox Church, tikhonovets (old churchmen), obnovlenets, autocephalous church, venediktovets.

КОЗЛОВ Федор Николаевич – главный архивист отдела использования документов Государственного исторического архива Чувашской Республики, докторант Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева, кандидат исторических наук, г. Чебоксары; 8-927-997-60-49; Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

После октябрьских событий 1917 г. атеизм стал в нашей стране не только государственной идеологией, но и неотъемлемой частью политической практики. Кардинальная смена мировоззренческих схем, замена господствующего православия на господствующий атеизм позволяет некоторым исследователям рассмотривать В.И. Ленина как революционера религиозного типа , большевистскую идеологию — особой, «правильной» религией , а Октябрьскую революцию — «глубоко религиозным движением».

При этом строить воинствующее безбожие на только умозрительных заключениях или каких-либо внутренних чаяниях власти не собирались. Новые лидеры страны прекрасно понимали эфемерность любых надстроек без прочного фундамента. Если обещания первых декретов привлекли в число сторонников большевиков значительную часть крестьянского населения (основной социальной группы), то для удержания власти в своих руках и предотвращения сопротивления нужен был не только разветвленный карательный аппарат, но и знания о настроениях масс. Поэтому неудивительно, что советские спецслужбы составляли информационные сводки о политическом (политэкономическом) состоянии страны и регионов, отражавшие широкую палитру жизни.

Конечно, как и другие источниковые группы, сводки пронизаны идеологическими установками своего времени, но в целом можно согласиться с мнением авторов-составителей сборника документов «Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ», что функциональное предназначение сообщать обо всем случившемся не для «непосвященных», «посторонних» и прочих, а для высшего руководства, которое должно все знать, имело решающее значение при составлении информсводок; перед нами действительно уникальный источник, отличающийся высокой достоверностью сообщаемых сведений о событиях, которые имели политическое значение и которые очень плохо отражены в других сохранившихся источниках .

Учитывая, что атеизм должен был занять в умах и душах людей место традиционных вероисповеданий, нет ничего удивительного в том, что одним из обязательных элементов информсводок стало отражение религиозных настроений общества. В данной публикации мы попытаемся отразить этот аспект на примере информационных сводок, подготовленных отделами ОГПУ двух национальных регионов Среднего Поволжья. Хронологически наш интерес ограничен серединой 1920-х гг., т.е. периодом так называемого «религиозного нэпа», когда в условиях относительной экономической и политической стабилизации в обществе установились сравнительно спокойные государственно-конфессиональные отношения. Интерес к чувашским и марийским материалам объясняется, во-первых, теоретической стороной (метод сопоставительной характеристики позволяет выявить национальные отличия, которые в противном случае были бы не столь очевидны); во-вторых, практической необходимостью (до настоящего времени какие-либо подробные характеристики этого комплекса секретных документов регионального уровня отсутствуют, хотя исследователи и используют в своих работах отдельные факты).

Начнем характеристику документального комплекса с описания «внешних» черт. Как правило, в информационных сводках выделялись особые разделы, призванные отразить настроения соответствующей группы лиц, внутренние взаимоотношения, отношение к советской власти и ее мероприятиям и другие нужные для власти факты и обстоятельства. Здесь сразу следует обратить внимание на тот момент, что в разное время данные блоки носили различные названия. До 1925 г. подобные сведения отражались в разделах «Антисовпартии и духовенство», «Антирелигиозные явления», «Религия», «Антисоветские группировки» и т.п. С начала 1925 г. произошла определенная унификация: в информсводках Чувашского отдела ОГПУ появился раздел «Духовенство» , а в аналогичных документах Марийского отдела ОГПУ — «Религия и духовенство» .

Кому-то это может показаться не существенным, но на наш взгляд, более узкое в первом и более широкое во втором случае название свидетельствуют о различном подходе местных чекистов к предмету интереса и может быть вызвано специфическими особенностями развития религиозной ситуации в конкретном регионе. Это различие ярко проявилось во второй половине 1925 г., когда в информсводках Марийского отдела ОГПУ сохранилось прежнее название раздела, а в Чувашской АССР продолжилось «переформатирование» информсводок, и «религиозный» раздел оказался включен в общий блок «Политическое положение национальной и русской деревни», где выделялись подпункты «Влияние религии на настроение масс», «Религия и крестьянство» . Впрочем, в конце того же года в информводки вернулся раздел «Духовенство» (в отдельных случаях с вариацией «Духовенство и секты» ).

Следует отметить, что на названии могло отразиться и наличие в разделе сведений только одного содержательного плана (например, о «контрреволюционной агитации церковников» сообщала информсводка Чувашского отдела ОГПУ о политическом и экономическом состоянии Чувашской автономной области по состоянию на 20 июня 1925 г. ). Сведения о волнениях и выступлениях на религиозной почве, участии различных категорий населения в религиозных празднествах, реакции людей на проводившиеся безбожные акции отражались и в других разделах (назовем, к примеру, следующие: «Крестьянство» , «Общее политическое состояние деревни» , «Красноармейцы» ). Особо следует подчеркнуть, что значительная часть информсводок имела «Приложения» , где детально фиксировались те или иные имевшие место события, т.е. отражалась фактическая сторона, иллюстрировавшая основной текст информсводки. Поэтому отличительной особенностью сводок, на наш взгляд, надо назвать их персонифицированный характер: информируя о том или ином «происшествии», они приводили не только количественные показатели участников и сообщали о принятых мерах, но и, по возможности, содержали точные сведения об организаторах (ФИО, социальный статус, общественное положение и т.п.).

Общий анализ содержания сводок позволяет выявить три крупных блока информационных материалов: освещение вопроса о возможности волнений на религиозной почве и фиксация всех более или менее значимые «происшествий», имевших религиозный подтекст и направленных против новой власти и коммунистов; характеристика внутрицерковной жизни с особым вниманием к противоречиям и расколам внутри духовенства и спровоцированной разной «ориентацией» пастыря и паствы конфликтной ситуации между ними; анализ сектантского и иных религиозных движений, влияющих на общерелигиозный «фон».

Изучение документальных материалов позволяет выделить следующие основные ситуации, при которых возникало недовольство советской властью и коммунистами со стороны верующих:

Ухудшение экономического положения сельского населения в результате разного рода стихийных бедствий. Крестьяне, особенно пожилого возраста, говорили, что все несчастья: град, засуха, небывалое распространение вредителей сельского хозяйства и т.п., — являются «наказанием Божьим» за то, что «многие перестали верить в Бога», «из-за неверующих коммунистов Бог не дает урожая», «коммунисты Богу отказались молиться, за что Бог нам ничего не дает и всем нам приходится страдать из-за них», «раньше при царе, когда все верили в Бога, урожаи были хорошие, а теперь советская власть, а особенно молодежь, позабыли Бога и урожаи стали плохие».

Показательно, как в 1923, 1925 и 1927 гг., когда в течение продолжительного времени не было дождей, а на полях появилось много вредителей, марийские и чувашские крестьяне обратились не к советским агрономам и сельхозтехникам, а к священникам, приглашая их провести молебны на полях . Более того, летом 1926 г. в Ковалинской волости Цивильского уезда после градобития полей двух сельских обществ крестьяне даже обвинили в случившемся бедствии председателя местного сельсовета, который отказал попу за проведение молебна на полях в выдаче денег из сельского бюджета . При этом, по мнению составителей информсводки из марийского отдела ГПУ, «попы» вообще представляли ни много ни мало «особый вид вредителей» сельскохозяйственных культур (при этом чекисты не выбирали выражений для характеристики крестьянской массы, назвав ее «стадом баранов»).

«Контрреволюционная агитация» священнослужителей. В документах ОГПУ зафиксировано немало фактов подобной агитации, причем отмечалось, что «часть этих выступлений носит скрытую форму агитации, часть — открыто выраженную в проповедях и в прокламациях» . Основное содержание такой пропаганды сводилось к утверждениям типа «все бедствия крестьянину происходят из-за коммунистов», «большевики предшествуют светопреставлению», «советская власть есть наказание за грехи людей», «скоро Соввласти конец, но только вы веруйте и молитесь», «крестьяне в целях спасения своей жизни все должны веровать в Бога и посещать церковь, ибо неверующим нет спасения, их будут беспощадно убивать, и помилованы будут только верующие в Бога и посещающие храм его» . В ряде случаев священнослужители от слов переходили к конкретным действиям. Например, священник церкви с. Тихомирово Порецкой волости Алатырского уезда А.И. Петров в 1926 г. не только открыто вел антисоветскую пропаганду, но и принуждал крестьян к уничтожению висевших в их домах политических лозунгов и портретов советских вождей , а священник церкви с. Байбатырево Новошимкусской волости Батыревского уезда Соловьев призывал не подчиняться законам советского правительства .

Запугивая верующих ожидающими их божьими карами и угрожая полным прекращением совершения обрядов (крещение, отпевание и другие), священнослужители могли воздействовать на настроения и поведение людей. Так, после проповедей не пускать детей в разные советские организации, поскольку «они там портятся, делаются хулиганами и не будут слушать вас», наблюдались случаи, когда по настоянию родителей молодые люди выписывались из комсомольских ячеек и начинали чаще посещать церковь . Также в материалах ОГПУ отмечалось, что на состоянии культурно-просветительной работы на селе сказывались проповеди «попов», направленные против изб-читален . По мнению составителей информационных сводок, в 1927 г., в условиях обострения внешнеполитического положения СССР, серьезную роль в распространении пораженческих настроений среди населения сыграло именно духовенство .

Религиозная политика советской власти, сопровождавшаяся закрытием и перепрофилированием церквей. Общая ситуация на местах в отчетах НКВД расценивалась как позитивная с точки зрения борьбы с религией, поскольку «население, видя вражду духовенства, безразлично смотрит на совершающееся в церковной жизни, а потому и ломка церквей и обращение их под учреждения не вызывают никакого удивления или сожаления» . Однако следует отметить имевшие место случаи неприятия населением действий властей, связанные, как правило, с передачей культовых зданий под другие объекты. Так, информационные сводки Чувашского отдела ОГПУ зафиксировали «недовольство населения» в связи с приспособлением зданий Михаило-Архангельской церкви и сторожки Введенского кафедрального собора в г. Чебоксары под архивы .

Поведение советских служащих. Нередко информационные сводки фиксировали недовольство представителями власти и советской интеллигенции, которые «официально» стояли на позициях безбожия (подчас — воинственного), а за глаза соблюдали религиозные нормы. Так, когда одна из школьных работниц Батыревского уезда вследствие утери ею денег обратилась к ворожее, крестьяне говорили, что «учительница, выступавшая против религии, сама при несчастных случаях обращается к ворожее и что все коммунисты верят в Бога, но только так притворяются будто бы не верят» . В июле 1925 г. председатель сельсовета д. Шоля Красночетаевской волости Ядринского уезда заставлял сельских исполнителей собирать для священника яйца, а на сельском собрании настоял о выделении в его пользу луговых угодий . В июне 1926 г. председатель Хундур-Выслинского сельсовета Муратовской волости Батыревского уезда для совершения богослужения во время выгона скота на поле пригласил священника с высылкой для него общественной подводы и заявил при этом, что «Советское правительство по религиозному вопросу ничего не понимает, почему идет против таковой. Надеясь на Советы, не должны забывать Бога» . В совокупности с другими негативными явлениями в аппарате управления (пьянство, грубость в обращении с гражданами, растраты и т.д.) все это сказывалось на росте антисоветских настроений.

Как уже выше было отмечено, одной из особенностей религиозной жизни 1920-х гг. был дробление в рядах православного духовенства, вызванное прежде всего появлением «обновленческого» движения. Рассматривая сам феномен «советского обновленчества», следует отметить, что оно было довольно сложным явлением, состоявшим из нескольких самостоятельных течений со своими идеологическими установками. Объединиться их заставила необходимость противостояния «тихоновцам». Внешней предпосылкой организационного оформления послужило изъятие церковных ценностей в связи с голодом 1921–1922 гг., когда целый ряд священнослужителей выступил в поддержку действий государства. При этом значительная роль в координации деятельности обновленческих групп принадлежала именно «органам». Инструкция ГПУ от 11 апреля 1922 г. «неотложной задачей» в деле раскола духовенства поставила «придание советской оппозиции сколько-нибудь оформленного и организованного характера» . Руководителя отдела ОГПУ Е.А. Тучкова, контролировавшего религиозную политику и церковную жизнь в стране, называли даже «новым обер-прокурором русской церкви» .

Вполне естественно, что инфрмсводки отделов ОГПУ характеризовали внутрицерковную жизнь с особым вниманием к противоречиям и расколам внутри духовенства и спровоцированной разной «ориентацией» пастыря и верующих конфликтной ситуации между ними.

Анализ содержания информсводок позволяет обратить внимание на следующее обстоятельство. Если в Марийской АО основным противоречием стала ось «тихоновцы»-«обновленцы» , то в Чувашской АССР структура внутрицерковного конфликта оказалась гораздо более сложной и запутанной. В информсводках местного отдела ОГПУ отразилось противостояние нескольких церковных группировок: «тихоновцы» (иногда в документах встречается название «германовщина» , производное от имени епископа Германа (Кокеля), «управляющего всеми православными церквями Чувашской автономной области» и «викарного епископа Симбирской (Ульяновской) епархии для всех православных церквей с чувашским населением Ульяновской области» ), «обновленцы», «автокефалисты», «венедиктовцы», «Союз самодовлеющих общин». В силу специфики задержим свое внимание на трех последних раскольнических формах, причем для целостной реконструкции сюжетных линий помимо собственно информсводок ОГПУ придется обратиться и к другим архивным документам и опубликованным материалам.

Автокефальное движение в Чувашии представляло собой отпочковавшуюся от обновленцев национальную церковную группировку. Образовавшийся в 1922 г. обновленческий Синод благосклонно отнесся к идее создания самостоятельной чувашской епархиальной структуры с епископом-националом во главе. В следующем году обновленческим Высшим Церковным Управлением была учреждена Чувашская епархия во главе с епископом Тимофеем (Зайковым) . Однако найти общего языка с обновленцами радикально настроенное чувашское духовенство не смогло. В информационных сводках областного отдела ОГПУ за первую половину 1924 г. зафиксирована «резкая борьба между русским и чувашским духовенством на национальной почве», на прошедшем в начале апреля в г. Ядрине съезде обновленческого духовенства «на почве национальной вражды» между духовенством даже произошла распря и чуть было «не дошло дело до кулачного боя» . Окончательный разрыв обновленцев и националистически настроенного чувашского духовенства произошел в августе 1924 г., когда вдохновитель идеи чувашской автокефалии священник с. Хормалы Батыревского уезда В. Краснов обратился в областной отдел управления Чувашской автономной области с просьбой о регистрации временного правления Православной автокефальной чувашской национальной церкви, и 7 августа временное правление было зарегистрировано . Центром нового религиозного движения стало с. Хормалы. Наиболее активными приходами автокефалистов стали Шоркисринский (Яниково-Шоркисринской волости Цивильского уезда), Старояниковский и Новошимкусский (Новошимкусской волости Батыревского уезда) .

Автокефальное движение представляло собой локальное явление, его распространение зависело исключительно от позиции конкретных приходских священников, поэтому уже в конце апреля 1925 г. информсводки отмечали, что «автокефалисты в настоящее время слабы и влияния на религиозную жизнь не имеют» . Во второй половине 1920-х гг. позиции ряда автокефалистов все больше сближаются с представителями оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому) ; так, в 1926 г. член правления Чувашской автокефальной церкви, церковный староста церкви с. Апанасово-Темяши А.Х. Хрисанфов присоединился к «Союзу православной церкви» . В конце 1920-х гг. автокефалисты установили связи с группами последователей «истинно-православной церкви» , а в начале 1930-х гг. перешли на нелегальное существование. В резолюции Бюро ОК ВКП (б) о состоянии антирелигиозной пропаганды в Чувашии за 1931 г. отмечено, что «в настоящее время эта церковь существует под маской некоторых приходов, формально выдающих себя за последователей Тихона, но на деле проводящих политику Чувашской национальной церкви» .

В 1925 г. в обстановке острого конфликта между группами тихоновцев, обновленцев и автокефалистов возникло еще одно течение во главе с бывшим уполномоченным Высшего церковного управления по Чувашской епархии священником Г. Венедиктовым* из с. Малые Кармалы Батыревского уезда. Как отмечал в своем докладе обновленческий епископ Даниил (Филимонов) , «бывший протоиерей с. Юськасы Ядринского уезда о. Бенедиктов сорганизовал союз религиозных общин с целью расстроить новооткрытую чувашскую епархию с ее национальным епископом» . В середине марта 1925 г. в с. Балдаево Ядринского уезда состоялось первое организационное собрание венедиктовцев , которые, считая себя революционерами, выступили с идеей тождества идеалов христианства и коммунизма. 7 ноября 1927 г. Венедиктов даже организовал торжественное богослужение, посвященное 10-летию Октябрьской революции и существования социалистического государства; материалом «проповеди-доклада» служили тезисы из докладов А.И. Рыкова , В.В. Куйбышева и других, опубликованные в «Известиях ВЦИК».

Кроме того, требованием Венедиктова и его сторонников было радикальное обновление церковной жизни: они отвергли власть высшей церковной иерархии и выступали за предоставление верующим максимальных прав в вопросах церковного управления и выборность всех священников . В ранний период — весьма непродолжительный — эту угрозу обновленцы считали даже более серьезной, чем тихоновское движение в автономии . Впоследствии в информсводках Чувашского отдела ОГПУ указывалось, что Венедиктов руководит «Союзом самодовлеющих общин», объединявшим преимущественно русское духовенство Ядринского уезда (всего в союз входило более 40 религиозных обществ), склонное к отходу к Казанской епархии .

Внимательно отслеживали и фиксировали спецслужбы и конфликты между «отцами духовными» и верующими. Как правило, в рассматриваемый отрезок времени основной причиной расхождения священников и паствы во взглядах была протихоновская или обновленческая ориентация настоятеля храма или церкви. Отдельные факты раннего периода отражают смещение «тихоновских попов» (например, священника Троицкой церкви г. Козьмодемьянска о. Булгакова) . Большинство же приводимых в информсводках примеров свидетельствует о давлении прихожан на своих «батюшек» с целью возврата их к «старым порядкам» . Причем в случае неповиновения дело могло дойти до угроз физической расправы или даже применения силы .

Прямым результатом внутрицерковного конфликта, как справедливо отметили составители информсводок ОГПУ, стал в 1924—1926 гг. (в момент наивысшего противостояния духовенства разных толков) «отход от церкви», «отход от христианской веры». Причем, выразиться это могло в отказе от совершения религиозных обрядов и оказания помощи священнослужителю (Чувашская АССР и Марийская АО) или присоединении к приверженцам традиционной веры (Марийская АО).

Конечно, в первом случае еще нельзя говорить о сознательном атеизме населения, как порой пытались представить это информсводки Чувашского отдела ОГПУ . На наш взгляд, крестьянское общество просто устало на тот момент от «поповской вражды», зачастую даже не понимая всей ее сути и причин, и хотело лишь одного — воцарения покоя и мира, даже если это достигалось посредством устранения церкви (не религии и веры, а ее институционального оформления) из личной жизни. Только так мы можем объяснить имевшие место отказы от исполнения религиозных обрядов или материальной помощи «батюшке».

Второй из отмеченных вариантов «отхода от церкви» был вызван особенностью религиозной жизни конкретного поволжского народа. Исследователи констатируют, что язычество было и до сих пор остается достаточно сильно развитым явлением в духовной и материальной культуре марийского этноса . При нагнетании и углублении конфликта в Русской православной церкви представителям этого финно-угорского племени было, что называется, куда пойти. Середина 1920-х гг. стала временем возврата части мари к своей традиционной вере, что и зафиксировали информводки («если православные идут против своей религии, то мы вернемся к своей вере — будем верить по установленному дедами обычаю») . Кстати, еще одним следствием ухудшения положения священнослужителей стал отказ от духовного сана, что также нашло отражение в информсводках .

Результатом и проявлением междоусобиц и кризиса официального православия стало распространение в 1920-е гг. влияния различных сект. Раскол церкви и падение ее авторитета, как отмечалось в докладе комиссии Чувашского обкома ВКП (б) за 1927 г., вызывали «среди особо религиозных людей искание новых форм и путей к сохранению религии», что находило выражение в «организации различных видов сект»; при этом небезынтересно отметить, что в секты переходили главным образом те верующие и служители культа, которые не разделяли лояльную политику Православной церкви по отношению к Советскому государству . Естественно, что информация о сектантском движении также нашла свое отражение в сводках отделов ОГПУ.

В первую очередь этот вопрос затрагивался и освещался как фактор влияния на окружающих и на отношение верующих к советской власти. Документы подчеркивали прежде всего те события, подоплекой которых было открытое выражение недовольства или потенциально усматривалась такая возможность. Причем следует отметить, что сектантское движение было более характерно для чувашской деревни, нежели для марийской. Вероятно, сказалось вышеуказанное сохранение у этого народа традиционного (языческого) культа.

Обращает на себя внимание и еще один аспект. Сектанты в Марийской автономии за редкими исключениями (к числу последних можно отнести, например, секту «часовщиков» в Моркинском кантоне, один из «главарей» которых уговаривал детей «бросить школу, где не учат Закону Божию» ) не стремились позиционировать себя врагами режима, а больше дистанцироваться и противопоставить себя православной религии (в частности, евангелисты в Оршанском кантоне утверждали, что «вот против попов и церкви компартия ведет агитацию, а против нас нет, значит мы правы» ). Те же самые евангелисты в Чувашии (Ядринский уезд) агитировали против коммунистов, объявляя их последователями «Антихриста» («Ленин был не человек, а Антихрист, последователи его — тоже принявшие печать Антихриста, у них у каждого в кармане имеются документы о состоянии их в партии Антихриста, что сказанные в Евангелии слова «Антихрист будет прикладывать на лоб печать» имеют загадочный смысл») .

Если в первой половине 1920-х гг. в Чувашии выступления сектантов против новой власти были редки, то с конца 1925 г. — начала 1926 г. ситуация кардинальным образом изменилась. Сектанты поодиночке и группами в 10—15 человек являлись в сельсоветы и волостные исполкомы, где заявляли, что «советская власть есть власть Антихриста и они отказываются более признавать ее», вывешивали царские флаги, не пользовались советскими деньгами и признавали только «царские деньги с двуглавым орлом», отказывались именоваться «гражданами», вносить налоги и страховые платежи, отбывать воинскую повинность, участвовать в перевыборных кампаниях Советов, в ходе Всесоюзной переписи населения 1926 г. отказывались сообщать сведения о себе . Дело доходило до сжигания «советской» одежды фабричного производства и призывов «не есть советскую соль, сахар» и т.д.

Подытоживая исследование, обратим внимание на следующие моменты. Во-первых, отметим почти полную сохранность информсводок Чувашского и Марийского отделов ОГПУ за интересующий нас период времени. Во-вторых, сводки представляют собой достаточно детальный информационный срез о различных сторонах общественно-политической, социально-экономической и культурной (последнее — в меньше степени) жизни населения двух национальных регионов Среднего Поволжья, что мы попытались продемонстрировать на примере государственной конфессиональной политики и государственно-церковных отношений. В-третьих, в отличие от других документов (например, судебно-следственных, фильтрационных и т.п.) дел нынешнего ФСБ оказавшиеся предметом нашего внимания материалы доступны исследователю.

Список литературы

Пленков О.Ю. Тайны Третьего Рейха. Спартанцы Гитлера. М., 2000.

Богданович Л.А. Изъятие церковного имущества и церковных ценностей на территории Мордовского края в конце 1910-х—начале 1920-х гг. // Сборник материалов Международной научно-практической конференции, посвященной 130-летию со дня рождения С.Д. Эрьзи. Саранск, 2006.

Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы: в 4 т. / под ред. А. Береловича, В. Данилова. Т. 1. 1918—1922 гг. М., 2000.

Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922—1925 гг.: в 2 кн. Кн. 2 / подгот. Н.Н. Покровский, С.Г. Петров. М.: Новосибирск, 1998.

Белкин А.И. Государственно-церковные отношения в России: учебное пособие. Саранск, 2004.

Денисов П.В. Религия и атеизм чувашского народа. Чебоксары, 1972.

Иванов А.Г. О роли язычества в социально-этнической консолидации марийцев в XVII—первой половине XIX века // Межэтнические отношения, национальные проблемы и движение в Среднем Поволжье и Приуралье в XVIII–XX вв.: тезисы и доклады регион. науч. конф., посвященной 90-летию со дня рождения проф. И.Д. Кузнецова. Чебоксары, 1996.

Минеева Е.К. Становление Марийской, Мордовской и Чувашской АССР как национально-территориальных автономий (1920–1930-е годы). Чебоксары, 2009.

Филатов С. Языческое возрождение — поволжская религиозная альтернатива // Республика Марий Эл: Электронный ресурс. Режим доступа:. URL: http://www.mari-el.name/static/vozrozhdenie.html (дата обращения 06.07.2011).

Ягафова Е.А. Проблемы «религиозного образования» в современном обществе // Самарская область. Этнос и культура: информационный вестник. 2009. № 1.