Автор: С.С. КОЧЕРЕЖКО | 10 Февраля 2014

С.С. КОЧЕРЕЖКО

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ВОСПРИЯТИЯ ЕКАТЕРИНОЙ II ВОССТАНИЯ Е.И. ПУГАЧЕВА. 1773-1775 гг.

Kocherezhko S.S. Some aspects of Catherine's II perception of Pugachev’s rebellion of 1773-1775

Аннотация / Annotation

Статья посвящена восприятию императрицей Екатериной II восстания 1773-1775 гг. под предводительством Е.И. Пугачева в Российской империи. На основе анализа в первую очередь официально-деловой и личной переписки императрицы 1773-1775 гг. выделены основные периоды отношения императрицы к восстанию, ее представление о характере восстания, его социальной базе и причинах.

The article is devoted to the perception Pugachev’s revolt 1773-1775 in the Russian Empire of the Empress Catherine II.

In this article the author analyzes official and personal correspondence of the Empress Catherine II written in 1773-1775. The author considers main periods of the Empress’s attitude to the rebellion, analyzes her understanding of the fundamental aspects of the riot: it’s substance, social base, reasons.

Ключевые слова / Keywords

Источник, императрица Екатерина II, восстание Е.И. Пугачева, восстание 1773-1775 гг., «пугачевщина», губернская реформа, восприятие, причины, социальная база. Source, Empress Catherine II, Pugachev’s rebellion, rebellion of 1773-1775, ”pugachovshina”, provincial reform, perception, reasons, social base.

КОЧЕРЕЖКО Сергей Сергеевич – аспирант кафедры экономической истории Самарского государственного экономического университета, г. Самара; 8-902-337-22-81; Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

Пугачевское восстание 1773-1775 гг. было мощнейшим социальным конфликтом в России XVIII в. Оно охватило огромную территорию Российской империи и затронуло все слои ее населения. Огромный массив научной литературы, посвященный ему, касается в первую очередь событий самого восстания, его причин, характера и последствий, но проблема восприятия «пугачевщины» ее современниками очень редко становилась объектом внимания исследователей. Значимость постановки и изучения этой проблемы объясняется тем, что современники «пугачевщины» в своих взглядах и поступках исходили, конечно, не из объективной картины восстания (которой у них не могло быть в силу недоступности всего объема информации о восстании), а из своих субъективных представлений о нем. Поэтому изучение представлений современников о пугачевском восстании оказывается не менее важным, чем изучение самих событий этого «бунта». Восстание изменило социальные установки императрицы, дворянства, крестьянства, казачества и других слоев населения, что сказалось на дальнем ходе русской истории.

Предметом исследования в данной статье является восприятие императрицей Екатериной II пугачевского восстания. Эта проблема разделяется на ряд отдельных вопросов: степень и характер информированности императрицы о восстании, периодизация ее отношения к «пугачевщине» во время самого движения, ее представления о социальной базе, причинах и характере (направленности) восстания, ее подход к методам борьбы с «бунтом» и, наконец, влияние «пугачевщины» на взгляды и политику императрицы. Некоторые из этих аспектов будут рассмотрены в данной статье.

Актуальность обращения к этой проблеме заключается как в недостаточной степени ее изученности (к настоящему времени нет специальных работ, посвященных этой теме), так и соответствия этой проблемы современным подходам исторической науки: особенного внимания исследователей к вопросам исторической социальной психологии, проблемам ментальности, структур общественного мнения и исторической памяти.

Источниковой базой исследования послужил значительный комплекс как опубликованных, так и неопубликованных источников различных видов:

Законодательные (актовые) источники, к которым следует отнести манифесты, рескрипты, различные законы и указы императрицы.

Делопроизводственные источники. Во-первых, это официальная переписка императрицы с командующими подавлением «бунта» А.И. Бибиковым, Ф.Ф. Щербатовым, П.И. Паниным, представителями власти на местах (московским генерал-губернатором М.Н. Волконским, прибалтийским генерал-губернатором Ю.Ю. Броуном, новгородским губернатором Я.Е. Сиверсом и другими), собственными статс-секретарями А.В. Олсуфьевым и С.М. Козьминым, прочими должностными лицами (с начальником Казанской секретной комиссии и комендантом Казани П.С. Потемкиным, генерал-прокурором Сената А.А. Вяземским , а также с главнокомандующим дунайской армией П.А. Румянцевым). Вторую группу делопроизводственных источников составили материалы заседаний Государственных советов с участием императрицы.

Источники личного происхождения, к которым относятся, во-первых, частная переписка Екатерины II (с фаворитом Г.А. Потемкиным, А.П. Левшиной, иностранными корреспондентами Вольтером, госпожой Бьельке, бароном Штакельбергом и бароном Ф.М. Гриммом), и, во-вторых, мемуары и воспоминания современников событий восстания, содержащие информацию об императрице («Записки» А.М. Грибовского, Г.Р. Державина, А.М. Тургенева, П.С. Рунича, А.В. Храповицкого).

При анализе переписки учитывались в первую очередь два фактора: характер отношений между Екатериной и корреспондентом и цели, которые преследовали императрица в переписке с ним. Екатерина разделяла своих корреспондентов на две группы: тех, которые должны быть в курсе реальной ситуации, и на тех, у которых нужно поддерживать уверенность в благополучном внутреннем положении в стране. К примеру, в письмах к А.И. Бибикову, которые носили смешанный деловой и личный характер, императрица была максимально искренней, к П.И. Панину (известному фрондеру) — гораздо более сдержанной; в письмах к Вольтеру старалась иронизировать по поводу «маркиза Пугачева» и преувеличивать успехи карательных войск; в письмах к Г.А. Потемкину и П.А. Румянцеву она старалась вообще не упоминать восстания (с Потемкиным она вела личную очень эмоциональную переписку, в которую по формату не вписывалось обсуждение «пугачевщины», а Румянцева она не хотела отвлекать от весьма важного процесса заключения русско-турецкого мира).

Литературные и публицистические произведения императрицы, в том числе «Записки» и «Наказ» Уложенной Комиссии.

Всего было проанализировано более 100 писем Екатерины II, датированных периодом с октября 1773 г. (появление в столице первых известий о восстании) до конца 1775 г. (полное подавление восстания), в которых императрица касалась «пугачевщины». Для анализа источников использовалась смысловая сетка, в которую вносились цитаты из документов императрицы по хронологии и основным аспектам.

Остановимся на нескольких наиболее существенных аспектах взгляда Екатерины на «Пугачевщину».

I. Периодизация отношения Екатерины II к восстанию. Периодизация позволяет выявить динамику отношения императрицы к пугачевскому восстанию и влиявшие на это факторы. Исследователями екатерининского царствования и пугачевского движения выделено три периода отношения императрицы к «бунту» на основе различных критериев:

1. Если до поражения карательной экспедиции генерала-майора В.А. Кара действия карательных отрядов не были скоординированы, а основная роль в борьбе против восстания уделялась местным властям, то начиная с командования А.И. Бибикова карательные войска подчинены одному центру .

2. Периодизация, основанная на критерии широты полномочий командующих карательными силами и военных властей на территории, охваченной восстанием , а также успешности действий карательных сил (периоды выделяются по командующим подавления «бунта») .

3. Периодизация, основаннная на том, из какого центра исходили распоряжения «правительственного лагеря» по подавлению восстания и как это влияло на борьбу с «пугачевщиной». Выделяется два этапа: если до середины июля 1774 г. основные распоряжения делались из Петербурга, то затем — из Москвы, что позволило значительно активизировать деятельность карательных войск (сократилось расстояние от центра командования до места боевых действий, что ускорило передачу приказов и донесений) .

Все приведенные периодизации основаны на формальных признаках и только косвенно, не в полной мере отражают личное восприятие императрицей восстания.

Анализ переписки Екатерины II периода восстания 1773-1775 гг. позволил выделить новую, личностную или психологическую периодизацию отношения императрицы к «пугачевщине», критерием которой служит оценка Екатериной степени опасности восстания. Такое отношение императрицы к восстанию может быть представлено в виде нескольких «волн» — обострения опасений и их спада (спокойствия и уверенности в скором успехе подавления бунта). На основе указанного критерия выделяются следующие периоды.

1. Середина октября — конец ноября 1773 г. — период недооценки опасности восстания Екатериной II. Начало периода — проникновение в Петербург первых известий о «бунте». В историографии закрепилось мнение, что вести о восстании впервые достигли Петербурга 14 октября 1773 г., хотя, по указанию Г.Р. Державина, первые слухи о «бунте» попали в столицу 29 сентября 1773 г. — в день свадьбы царевича Павла . Иногда указывается, что уже 13 октября императрица, зная о восстании, написала черновой рескрипт на имя генерала В.А. Кара, но еще Н.Ф. Дубровин доказал, что составители XIII тома Сборника РИО неверно идентифицировали этот документ: на самом деле это рескрипт Екатерины другому командующему — князю П.М. Голицыну, поэтому датируется первой половиной июля 1774 г.

Можно утверждать, что 14 октября императрице точно уже было известно о начавшихся волнениях, поскольку в этот день она отправила письма Оренбургскому и Казанскому губернаторам с указанием содействовать отряду генерала В.А. Кара в подавлении бунта, а 15 октября на заседании Госсовета впервые речь зашла о яицком бунте — были зачитаны полученные накануне рапорты с мест . Окончание периода — поражение небольшого карательного корпуса генерал-майора В.А. Кара, отправленного из Казани на помощь осажденному Оренбургу, после чего Кар покинул войска и под предлогом болезни направился в Москву.

Получив первые известия о восстании, Екатерина была убеждена в скором и легком его подавлении. Причинами этой уверенности было, во-первых, то, что императрица с начала своего царствования привыкла к множеству локальных волнений в разных частях империи, которые достаточно быстро подавлялись, а во-вторых, Екатерину занимали тогда более важные, в ее представлении, проблемы (совершеннолетие и женитьба Павла I, придворная борьба, смена фаворитов, войн а с Османской империей и другие).

2. Конец ноября 1773 — начало января 1774 г. — первый всплеск серьезных опасений императрицы по поводу восстания, причиной чего стал разгром пугачевцами корпуса генерала Кара. Екатерина была очень встревожена этим событием и поняла, что восстание приобретает серьезный характер (от «возрастающих теперь беспокойств» «общее империи благо, безопасность, да и самая целость оной» ) и борьба с ним.

Э

то событие заставило Екатерину начать борьбу со слухами о восстании, централизовать действия карательных войск и назначить их главнокомандующим А.И. Бибикова.

3. Январь — февраль 1774 г. — период уверенности императрицы в скором подавлении бунта, связанный с двумя важными успехами А.И. Бибикова. Во-первых, в начале январе 1774 г. он сумел подвигнуть казанское дворянство на создание корпусов из их крепостных для участия в подавлении восстания. Этому примеру вскоре последовали симбирские, свияжские и пензенские дворяне, кунгурские и челябинские купцы. В знак своего восхищения и с целью оказать материальную поддержку Екатерина просила казанское дворянство разрешить стать «казанской помещицей» и, получив этот статус, указом от 20 января 1774 г. Екатерина велела набрать из всех подведомственных дворцовой канцелярии волостей Казанской губернии по одному «рекруту» с 200 душ и снабдить его «всем необходимым» , то есть выполнила те самые условия, которые определили для себя казанские дворяне. Вторым успехом Бибикова был переход его войск с января 1774 г. в наступление на широком фронте от Казани до Самары и постоянное оттеснение повстанческих отрядов к востоку.

4. Март — апрель 1774 г. — второй период обостренных волнений Екатерины по поводу восстания, связанный с опасениями за Сибирь и «Екатеринбургское ведомство» (Екатерина признавала, что «сей край очень опасен» , и по ее требованию 25 марта Военная коллегия приказывала П.А. Румянцеву откомандировать Суворова к Оренбургскому корпусу, но Румянцев не выполнил этого предписания), а также с болезнью и внезапной смертью А.И. Бибикова, который был для Екатерины олицетворением успешного подавления «бунта» (неслучайно 20 апреля 1774 г. Екатерина, еще не зная о смерти Бибикова, просила срочно направить к нему в Бугульму из Москвы доктора и снабдить его «невзачет третным жалованием» ).

5. Май — середина июля 1774 гг. — вновь период спада напряженности и относительной стабилизации, связанный с успешными действиями И.И. Михельсона, который «гонялся за Пугачевым от завода к заводу» . Потом, по свидетельству современников, именно Михельсона Екатерина считала победителем Пугачева: «Михельсону я обязана поимкою Пугачева, который едва было не забрался в Москву, а может быть и далее» .

6. 20-е числа июля 1774 г. — период наибольших волнений (почти паники) императрицы, связанный с предполагаемым походом пугачевцев на Москву. 23 июля 1774 г. императрице в Петергоф прибывают две новости. Хорошая возвещала о заключении 10 июля Кючук-Кайнарджийского мира с Османской империей, что повышало авторитет императрицы в глазах населения и позволяло перебросить войска с турецкого фронта на внутренний. «Огорчительная весть» сообщала о взятии Пугачевым Казани 12 июля 1774 г., что заставило Екатерину серьезно опасаться похода пугачевцев на Москву и любыми средствами «закрыть злодеям путь к дальным предприятием за Вольгою, или яснее сказать, заградить путь к Москвы» . 21 июля 1774 г. на Совете при высочайшем дворе Екатерина выдвинула предложение самой поехать в Москву, что поддержал Г.А. Потемкин, но в итоге Н.И. Панин отговорил ее (мотивируя тем, что прибытие самой императрицы в Москву даст понять всем, что восстание приняло слишком опасный оборот и приведет к панике).

В этот период Екатерина была очень обеспокоена за Москву и в письме московскому генерал-губернатору М.В. Волконскому уповала на божественную помощь в борьбе с бунтовщиками: «Боже дай, чтобы все сие в скором времени прекратилось, в чем и надежду имею на его святую волю» .

В этих условиях 29 июля 1774 г. Екатерина после долгих раздумий назначила новым главнокомандующим карательными действиями графа П.И. Панина (родного брата Н.И. Панина). Трудность решения императрицы объяснялась рядом факторов: известным фрондерством П.И. Панина (считавшим себя недостаточно награжденным за взятие Бендерской крепости), нежеланием допускать усиления «панинской партии» (поскольку братья Панины «не примыкали к числу восторженных поклонников» царствования Екатерины и были склонны к поддержанию прав Павла на престол), боязнью обострить конфликт П.И. Панина с П.С. Потемкиным и М.Н. Волконским (ранее императрица приставляла их наблюдать за действиями и речами фрондера П.И. Панина в Москве ), наконец, требованием П.И. Панина предоставить ему абсолютную власть в губерниях, охваченных восстанием.

7. С самого конца июля 1774 г. и до полного подавления восстания — постепенное ослабление волнений Екатерины по поводу «пугачевщины», обусловленное позитивными известиями с внутреннего фронта: во-первых, Пугачев изгнан из Казани и не идет на Москву, а во-вторых, Екатерина узнает о готовности казаков выдать Пугачева. Уже 2 августа Екатерина отмечает, что «бездельства и бездельники кажется что приближаются к концу» , а с октября говорит о подавлении восстания как о завершенном процессе («мерзкая сия историю славу империи повреждающая тем самым пресеклась» ). Последнее обострение волнений Екатерины по поводу восстания проявилось 21 августа, когда стало известно, что Пугачев взял Саратов, но не было ясно, куда он направится дальше.

Таким образом, понимание опасности восстания императрицей напрямую зависело от известий с «внутреннего фронта». Интересно, что именно в периоды обостренных волнений Екатерины обнаруживаются всплески ее взываний к помощи со стороны божественны сил. Как ни странно, камер-фурьерский журнал за 1774 г. не дает никаких сведений об опасениях Екатерины по поводу восстания, о каком-либо существенном изменении ее распорядка дня даже в самые опасные периоды восстания. Продолжались вечерние концерты, «забавы с кавалерами», игры в карты, крупные и пышные ужины, гулянья и увеселительные мероприятия .

Понимание императрицей основных аспектов восстания.

1. Можно выделить несколько пониманий императрицы самого феномена «бунта», которые были взаимосвязаны в ее сознании:

а) Содержательное понимание: восстание понималось императрицей как чрезвычайная ситуация, при которой часть подданных выходят из подчинения власти. Чрезвычайность ситуации приводила императрицу к выводу о возможности применения чрезвычайных мер (поэтому она признавала казни в таких условиях не только необходимой, но и оправданной мерой).

Два эмоциональных понимания (оба негативные):

б) Восстание как абсолютное зло. В переписке Екатерина постоянно именует восстание различными негативными эпитетами: «зло» (чаще всего) или более ярко — «зло поносное», «мерзкая сия комедия», «зло поносное», «злодейское дело», «лютейшие варварства», «вред», «вором и самозванцем заведенный Империи вредный бунт» и другие. Екатерина подчеркивала, что восстание несет зло для всех групп населения и государства в целом, не называя его исключительно направленным против дворянства. «После Тамерлана, я думаю, едва ли найдется кто либо другой, кто более истребил рода человеческого… он вешал без пощады и всякого суда всех лиц дворянского рода, мужчин, женщин и детей, всех офицеров, всех солдат, какие ему только попадали в руки: ни единое местечко, по которому он прошел, не избегло расправы его; он грабил и опустошал даже те места, которые, чтоб избегнуть его жестокостей, пытались заслужить его расположение добрым приемом: никто не был у него безопасен от разбоя, насилия и убийства» .

в) Восстание как позор для империи, шаг назад в истории России — возвращение к варварству. «Мерзкая сия историю славу империи повреждающая…, коя… нас отсылала во мнении всей Европы к варварским временам от двух до трех сот лет назад к крайнейшему моему сожалению…» .

г) Религиозное понимание: восстание как как божье наказание, как «гнев божий», которое нарушило порядок «покоя и тишины», который поддерживался «Промыслом Божьим» .

2. В качестве социальной базы восстания императрица называла следующие категории населения:

а) Чаще всего употребляется понятие «чернь» с различными эпитетами («в невежество погруженная», «ослепленная», «помраченная», «безумная и необузданная»). Это понятие иногда обозначает восставших в целом, а иногда относится лишь к крестьянам в составе восставших.

б) Яицкое казачество, которое Екатерина называла «сущими ворами» и указывала, что они «за добронравных людей… и почитаемы ни на часть не были, но за плуты» .

в) Нерусские народы Поволжья, которые также называли «инородцами»: татары, башкиры, киргизы.

г) Редко упоминаются беглые и раскольники.

д) Совсем редко императрица упоминала «барских людей» и «фабришных людей» .

3. Представление Екатерины II о происхождении восстания и непосредственные «уроки» «бунта».

К настоящему моменту проблема восприятия причин «пугачевщины» императрицей, государственной элитой и представителями дворянского сословия остается дискуссионным вопросом. Выделяется две основные точки зрения:

а) Советская историография исходила из того, что представители «правительственного лагеря» либо не могли, либо не хотели понять «истинные» (социально-экономические) причины восстания и стремились свести происхождение «крестьянской войны» к самозванству Е.И. Пугачева, бунтарству яицких казаков, легковерию широких народных масс или проискам агентов иностранных государств, старообрядцев или даже дворянской фронды. Но при этом некоторые советские историки утверждали, что часть «правительственного лагеря» (в том числе следствие по делу Пугачева) осознала «истинные» причины, но не решилась их признать .

б) Современная отечественная историография, не акцентируя свое внимание на этой проблеме, исходит из того, что императрица, некоторые представители ее окружения и в целом «многие лица из правительственного лагеря» задавались вопросом и «догадывалась об истинных причинах восстания» . «Не подвергая сомнению основы общественного и государственного устройства, они, тем не менее, указывали на очевидные недостатки системы управления, особенно местного», а именно — распространившиеся в них взяточничество, лихоимство и неправосудие .

Анализ документации Екатерины II периода пугачевского восстания показал, что императрица выделяла два вида факторов, которые привели к «бунту»: более глубокие (говоря современным языком, предпосылки), которые делали восстание возможным и успешным, способствовали его распространению среди населения, и непосредственные (говоря современным языком, причины), которые сделали восстание неизбежным. Если причина — это сам Пугачев и яицкое казачество, то предпосылок императрица выделяла четыре. Причем, Екатерина понимала, что для предотвращения новых мятежей необходимо искоренить эти предпосылки, поэтому в переписке она предлагала и меры по борьбе с каждой из них:

а) Неграмотность и невежество основной массы населения («черни»), которые поэтому легко подверглись «ослеплению» призывами бунтовщиков и фигурой «Петра III». Екатерина четко проводила связь: «от невежества колебленность в умах» . Для решения этой проблемы Екатерина предполагала создать сеть школ для людей «духовного чина», которые должны были затем заниматься «воспитанием» населения) .

б) Безделье и бедность большой части населения, причем акцент делался на безделье. Главным методом борьбы с этой проблемой Екатерина называла принуждение населения к работе. В письме к П.И. Панину Екатерина выдвинула проект, по которому жителей уездных городов нужно привлекать к строительству рва с оплатой деньгами и хлебом, что позволило бы одновременно и накормить, и занять население городов, избежав побегов и волнений . Узнав, что в Туле «между ружейными мастеровыми неспокойно», Екатерина заказала у них 90 000 ружей для арсенала: «вот им работа года на четыре, — шуметь не станут» .

в) Пороки административной системы, среди которых Екатерина выделяла два основных: во-первых, неадекватное поведение местной власти (взяточничество и пристрастное правосудие, слабость, трусость и глупость местных чиновников подрывали авторитет власти и вызывали ненависть к ней), во-вторых, неадекватное состояние местных военных гарнизонов, которые «до ужасных распутств… дошли» «частию от оплошности в них находящихся командиров, а частию от слабости сил в них живущих престарелых гарнизонных команд» . Для борьбы с этими недостатками уже 19 декабря 1774 г. была издана «Инструкция сотскому с товарищи», которая устанавливала более строгий контроль над подданными.

г) Наличие «взрывоопасного» социального материала, в числе которых наиболее опасными были две группы. Во-первых, «инородцы» (особенно, башкиры и киргизы), которые, по мнению Екатерины, «ничем на свете не отягощены были, а при всяком случае злодеями объявляются» из-за национальных особенностей («это люди крайне беспокойные, грабители от начала мира» ). Во-вторых: беглые крестьяне, раскольники и казаки, то есть «вся та дрянь, от которой Россия считала возможным и удобным освобождать себя в продолжении целых сорока лет, подобно тому, как это делалось, почти в том же роде, в американских колониях, при заселении пустынных мест» . Главным средством борьбы с этими проблемами Екатерина считала увеличение числа «какого ни на есть рода начальств» .

Таким образом, названные императрицей «предпосылки» восстания достаточно объективны и не сводятся лишь к самозванству Пугачева, но все же Екатерина стремилась не касаться вопроса о крепостном праве. В целом тремя главными выводами, которая сделала императрица из причин и предпосылок «пугачевщины», были необходимость усиление контроля за всеми категориями поданных (через изменение системы управления); необходимость некоторого улучшения состояния населения и необходимость поощрить слои населения, оставшиеся верными правительству. Оба эти «урока пугачевщины» нашли отражение в проведенной сразу восстания губернское реформе, по которой не только увеличилось число чиновников на долю населения, были реорганизованы местные гарнизоны, власть в уездах передавалась в руки дворянства, но и создавалась систему сословных судов (борьба с злоупотреблениями чиновников), а также в губерниях создавались «Приказы общественного призрения». В их функции входило создание во «всех городах и многолюдных селениях» медицинских учреждений и богаделен, а также «работных домов для обоего пола» («дабы работою доставить прокормление неимущих»), «смирительных домов» и «народных школ», в которых «неимущие могли учиться без платежа, а имущие за умеренную плату» .

Сущность восстания представлялась Екатерине не столько узко антидворянской, сколько антигосударственной и предстающей в форме общенационального бедствия (в «переписке» императрицы довольно мало места уделено упоминаниям расправ с дворянством, зато регулярно упоминается о разорениях и разрухе, которые принесло восстание всем группам населения). Это напрямую связано с тем, что Екатерина широко рассматривала социальную базу восстания («чернь» - крестьянство и городские низы, беглые, яицкие казаки, нерусские народы, раскольники и даже «фабришные люди»). Императрица выделяла достаточно объективные предпосылки восстания. С позиции Екатерины, народ был вовлечен в «Пугачевщину» не из-за природной предрасположенности к бунту, а в силу объективных факторов (предпосылок восстания) поверил «коварным» разжигателям бунта — Пугачеву и яицким казакам. В «переписке» предлагаются конкретные меры по искоренению этих предпосылок в целях предотвращения повторения бунта. Вынесенные из восстания «уроки» стали основой последующей внутренней политики Екатерины.

Список литературы

Каррер д’Анкосс Э. Екатерина II. Золотой век в истории России. М., 2006. Павленко Н.И. Екатерина Великая. М., 2004.

Анучин Д.А. Граф Панин, усмиритель Пугачёвщины // Русский вестник. Т. 80. 1869. № 3. С. 5-6.

Смирнов Ю.Н. Заволжский очаг и район восстания 1773-1775 годов // Поволжье — «внутренняя окраина» России: государство и общество в освоении новых территорий (конец XVI – начало XX вв.). Самара, 2007.

Уланов В.Я. Пугачёвщина // Три века: Россия от Смуты до нашего времени. В 6 т. Т. 5. М., 2005.

Филиппов А.Н. Москва и Пугачёв в июле и августе 1774 г. Оренбург, 1925.

Державин Г.Р. Записки (1743-1812). Т. 3. М., 1860.

Земскова А.В., Моня В.С., Филиппов Э.М. Екатерина II — политик, реформатор и её эпоха. СПб, 2007.

Дубровин Н.Ф. Пугачёв и его сообщники. Т. III. СПб., 1884.

Мадариага И., де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002.

Полностью материал публикуется в российском историко-архивоведческом журнале ВЕСТНИК АРХИВИСТА. Ознакомьтесь с условиями подписки здесь.