На пути к свободе слова: Особое совещание по составлению нового Устава о печати в 1905 г.

Научная статья

УДК 93/94+930.25+930.1+930.23+930.253+651.5+001.5+001.53+001.9+001.85+303.05+303.092+303.094.5+32.019.5+659.4+323.21+323.213+323.22+323.225+323.232+323.232.019.57+323.3+323.4+329.286+329.61+329.8+342.97+342.922+364.24+364.25+364.253+364.29+379.8+379.821+379.8.092.2

doi 10.28995/2073-0101-2024-1-71-84

Для цитирования

Новосельский, С. С. На пути к свободе слова: Особое совещание по составлению нового Устава о печати в 1905 г. // Вестник архивиста. 2024. № 1. С. 71-84. doi 10.28995/2073-0101-2024-1-71-84

Новосельский, С. С., Европейский университет в Санкт-Петербурге, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация

На пути к свободе слова: Особое совещание по составлению нового Устава о печати в 1905 г.

В 1905 г. в России возникла свободная пресса. Это стало возможным отнюдь не только благодаря провозглашению в Манифесте 17 октября свободы слова. Такому решительному шагу предшествовала большая подготовительная работа, подогреваемая широкой общественной дискуссией. Естественные в условиях Русско-японской войны 1904-1905 гг. ограничения работы печати эти обсуждения скорее подстегивали. По тогдашней традиции почву для реформы должно было подготовить Особое совещание по составлению нового устава о печати, работавшее с 10 февраля по 18 декабря 1905 г. Казалось бы, сюжет хорошо известный. Подробно изучены состав совещания, механизмы и результаты его работы. Последние, как часто случалось с подобными «комиссиями», остались только на бумаге. Поэтому интерес представляют не они, а само совещание – идеи и смыслы, которые конструировали его участники. Они руководствовались не только своими политическими убеждениями и общественными идеалами, но и обстоятельствами момента, которые менялись буквально на глазах.

Открывая 10 февраля 1905 г. первое заседание Особого совещания, его председатель Д. Ф. Кобеко произнес речь, радикальности которой могли бы позавидовать участники «банкетной кампании». Она, как известно, была приурочена к 40-летию судебной реформы Александра II. И на многих банкетах ораторы говорили о том, что за прошедшие десятилетия суть реформы была извращена настолько, «что в настоящее время законодатель не узнал бы своего детища». Похожую мысль в отношении закона о печати 1865 г. высказал Д. Ф. Кобеко. Последующие преобразования сводили на нет главную идею закона – облегчить положение печати, которой, по словам председателя, «в течение всего этого периода было предоставлено только одно право – право страдать».

Д. Ф. Кобеко неоднократно подчеркивал, что главная задача совещания как раз в обратном – расширить свободу печати и обеспечить ей «возможность говорить правду». На это председателю намекал и император Николай II, указывая, что совещание должно было разработать новый устав «не о цензуре, а о печати». А значит нужно было не просто вернуться к законодательному образцу великих реформ, но и превзойти его. И это вполне отвечало общественным настроениям. Провозгласить свободу слова считали необходимым еще славянофилы. К началу 1905 г. на ней настаивали даже явные антагонисты – неославянофил С. Ф. Шарапов и «Союз освобождения». Пересмотра законодательства о печати требовали от государя и сановники. Особую актуальность свобода слова обретала в связи с ожиданиями объявления о созыве народного представительства, которыми в феврале 1905 г. жила российская общественность.

В историографии существует два взгляда на состав совещания. Один из них восходит к оценке В. Д. Набокова и разделяет членов особого совещания на либералов, консерваторов и центристов. Второй, не отрицая различий в политических взглядах участников «Комиссии», настаивает на особой роли юристов в ее работе. В действительности среди членов совещания можно безоговорочно выделить лишь консерваторов – В. П. Мещерского, Д. И. Пихно, Д. П. Голицына, Д. Н. Цертелева, Б. М. Юзефовича. Остальные, невзирая на разногласия по отдельным вопросам, все же настаивали на расширении (в той или иной мере) свободы печати.

При всей условности подобных типологий, и «реформаторы», и «реакционеры» в своих суждениях исходили из ряда базовых, но отличных друг от друга установок. Для сторонников расширения свободы печати одной из них стала убежденность в искажении в годы царствования Александра III идеи великих реформ. А. Ф. Кони сравнивал цензуру в печати с сокращением с 1886 г. числа гласных судебных заседаний, хотя, по его мнению, именно гласность способствовала более добросовестной работе судей и помогала гарантировать подсудимому защиту его имени от несправедливого обвинения. Эта идея, как отмечалась выше, была одной из ключевых для «банкетной кампании».

Другой установкой была ориентация на германскую государственно-правовую традицию. Именно немецким, а не британским и французским образцам, несмотря на стремительный рост революционных настроений в обществе осенью 1905 г., в вопросах народного представительства отдавала предпочтение бюрократия. Уговаривая императора Николая II подписать Манифест 17 октября, Д. Ф. Трепов заклинал его не бояться «прусской конституции». Но и в начале марта 1905 г. многие участники совещания предлагали взять за основу новых правил о печати именно германское законодательство. Согласно ему, цензуре подвергались лишь сведения, составлявшие военную тайну. Остальные случаи предусмотреть в законе было бы трудно. «Разве, например, возможно в мирное время запретить говорить о недостатках средств обороны?», – задавался вопросом К. К. Арсеньев.

Следующая установка стала ответом на вызовы «смуты». Согласно ей, свобода слова не играла на руку революционерам, а, напротив, помогала бы с ними бороться. Если бы намерения бунтовщиков свободно обсуждались в газетах, то они не были бы сюрпризом для властей. А. С. Суворин вспоминал, что Г. А. Гапон еще 5 января 1905 г. прямо заявлял в интервью о намерении устроить в столице беспорядки, если требования рабочих не будут удовлетворены. Эти интервью, конечно, не печатались. Поэтому редакторам и издателям о планах Г. А. Гапона стало известно на три дня раньше, чем министру внутренних дел П. Д. Святополк-Мирскому. Однако все, кроме революционеров, имели очень туманное представление не только о практической, но и об идейной стороне революционного движения. В. К. Случевский настаивал на том, что именно «знакомство с антисоциальными движениями обуславливает успех борьбы с ними». Аргументы участников совещания сводились и к тому, что в условиях свободы слова революционные идеи окажутся попросту неконкурентоспособными.

В правительственных кругах об этом заговорили лишь два месяца спустя. 20 апреля А. Г. Булыгин предложил императору Николаю II в качестве противовеса прокламациям революционеров выпускать специальные листки с официальной оценкой происходящего в стране. В дальнейшем разъяснения уже свершенных или готовящихся реформ предполагалось сосредоточить в одном издании – «Сельском вестнике». Ведь именно крестьянство, по убеждению министра, особенно нуждалось в защите от революционной агитации. А вскоре А. Г. Булыгин, в точности повторяя мысль Д. И. Пихно, предлагал открыто оказывать покровительство частным печатным изданиям и тем самым обеспечить их лояльность престолу. Как и редактор «Киевлянина», министр апеллировал при этом к опыту европейских, прежде всего германских, властей.

Власть и в дальнейшем не оставляла попыток создать мощное проправительственное издание. И не слишком преуспела. Усилия председателя Совета министров С. Ю. Витте в основном сводились к реорганизации уже существующих газет. Проблему их эффективности премьер стремился решить путем назначений на ответственные посты своих доверенных лиц. Однако нового информационно-пропагандистского рупора у правительства в 1905 г. так и не появилось.

Еще одна установка правых сводилась к тому, что печать должна была только разъяснять значение правительственных постановлений. 18 февраля было официально объявлено о намерении власти созвать народных представителей. А уже 22 февраля на очередном заседании совещания выступал Б. М. Юзефович. Он утверждал, что вольное прочтение и толкование прессой государственных актов таили в себе большую опасность. Если государь планировал учредить законосовещательную Государственную думу, а газеты трубили о парламенте, то недовольство публики будет направлено не на напрасно обнадежившую ее печать, а на законодателя.

На необходимости публиковать в «Правительственном вестнике» разъяснения законодательным актам император Николай II настаивал еще весной 1905 г. К моменту издания Манифеста 17 октября потребность в этом стала еще более насущной. В корректной интерпретации манифеста была заинтересована уже не только власть. И кадеты, и правые опасались уступить во многом популистской агитации социал-демократов. И потому остро нуждались в «переводе» Манифеста 17 октября на понятный народу язык.

В 1905 г. существовало два взгляда на будущее российской печати. Первый, бюрократический, сводился к необходимости усиления контроля над прессой и создания новых курирующих ее органов. Для координации правительственной пропаганды А. Г. Булыгин предлагал учредить Особое, а Б. В. Штюрмер – Правительственное бюро печати. Второй, общественный взгляд, напротив, выражал надежду на отказ от гипертрофированной опеки над прессой. Обе тенденции нашли отражение в работе совещания, особенно в ходе дискуссии о порядке регистрации печатных изданий. Представлявший Министерство внутренних дел Н. В. Шаховской настаивал, что если на открытие аптеки требовалось разрешение, то и на газету, чьи возможные «яды» намного опаснее для общества, оно было тем более необходимо. Логика чиновника, однако, не встретила сочувствия. Большинство членов совещания высказалось за явочный порядок открытия и печатных изданий, и типографий, и книжных лавок. Существовавший концессионный порядок не давал необходимых гарантий от крамолы. Очевидно, что революционеры не спрашивали разрешения на печать прокламаций и распространение нелегальной литературы.

Тем временем страна все глубже погружалась в революцию. Менялись и настроения в правительственных кругах. Еще в конце сентября 1905 г. С. Ю. Витте был категорически против репрессий в отношении прессы. А в середине ноября готов был бороться с ней любыми средствами. Неудивительно, что Совет министров предложил ужесточить уголовную ответственность для печати за подстрекательство к стачкам.

Совещание было не просто площадкой для работы экспертного сообщества. Оно образовало особое пространство интеграции. В нем общественность, которая стремилась к коалиции с государством и осуществлению ненасильственных преобразований, приобщалась к законотворчеству. Необходимым условием этой интеграции выступала лояльность, которая на практике совсем не означала абсолютного согласия с государственной политикой. Напротив, в сотрудничестве с властью общественность трансформировала «правила игры» на свой вкус. И меняла их до неузнаваемости.

Аннотация

В статье рассматриваются дискуссии, которыми сопровождалась работа Особого совещания по составлению нового Устава о печати в 1905 г. Совещание, также известное как «Комиссия Д. Ф. Кобеко», работало с 10 февраля по 18 декабря 1905 г. Протоколы его заседаний, послужившие основным источником для проведения исследования, отложились в личном фонде видного государственного и общественного деятеля, юриста А. Ф. Кони в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ). Исследователей, которые обращались к ним ранее, в первую очередь интересовали институциональные аспекты деятельности Особого совещания: порядок его формирования, состав, ход и итоги заседаний. Участники дискуссии, с их взглядами, идеями и предложениями, оставались на втором плане. Между тем в Особом совещании было представлено экспертное сообщество, организованное по инициативе властей. К составлению нового закона о печати, помимо чиновников, были привлечены юристы, издатели, журналисты и общественные деятели различных взглядов. Это определило проблемный характер и остроту обсуждений. В ходе заседаний Особого совещания формулировались и определялись позиции двух наиболее значимых и влиятельных групп российской общественности – идейных сторонников и убежденных противников преобразований. Представители каждой из них руководствовались различными мировоззренческими установками, определявшими их политическую и общественную позицию. В своих суждениях, которые комплексно рассматриваются в историографии, они заходили намного дальше вопросов печати. Их дискуссии обнажали позиции по ключевым проблемам российской общественной мысли в 1905 г. – народному представительству, правовому государству, политическим и гражданским свободам, революции. Фокус интеллектуальной истории позволил поместить высказывания членов совещания в широкий общественно-политический контекст. А привлечение дополнительных, главным образом, неопубликованных делопроизводственных документов – определить, насколько Особое совещание отвечало ключевым тенденциям государственной политики в области печати и пропаганды. И насколько «Комиссия Д. Ф. Кобеко» предугадывала и определяла эти тенденции. На основании проведенного исследования делается вывод о том, что в 1905 г. российская общественность широко интегрировалась в законотворческий процесс. Это сотрудничество не всегда приносило законодательные плоды. Но существенно меняло политическую повестку, значительно сужая «границы дозволенного» для верховной власти.

Ключевые слова

1905 год, Первая русская революция, свобода слова, общественная мысль, печать, Особое совещание по составлению нового Устава о печати, Д. Ф. Кобеко.

Список литературы

Лихоманов, А. В. Борьба самодержавия за общественное мнение в 1905–1907 гг. Санкт-Петербург: РНБ, 1997. 133 c.

Лихоманов, А. В. Особое совещание по составлению нового устава о печати 1905 г.: персональный состав // Цензура в России: история и современность: сборник научных трудов. Вып. 2. Санкт-Петербург: РНБ, 2005. С. 35–69.

Набоков, В. Д. К истории нашего законодательства о печати («Комиссия Кобеко») // Право. 1911. № 33. Ст. 1821-1836.

Сопова, А. П. Правовое регулирование периодической печати в Российской империи начала ХХ века. Дис. … канд. ист. наук. Москва: б. и., 2021. 294 c.

Сведения об авторах

Новосельский Сергей Сергеевич, кандидат исторических наук, Европейский университет в Санкт-Петербурге, младший научный сотрудник, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация, Российский государственный гуманитарный университет, кафедра истории и теории исторической науки, доцент, г. Москва, Российская Федерация, 8-915-462-00-25, Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

ORCID 0000-0002-2449-125X

Сведения о грантах

Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта Российского научного фонда № 23-18-00520, https://rscf.ru/project/23-18-00520/

В редакцию статья поступила 9.09.2023 г., рекомендована к опубликованию 20.12.2023 г.