БАРАКИ И ПОЛИТИЗАЦИЯ МАССОВОГО СОЗНАНИЯ В СТАЛИНСКУЮ ЭПОХУ

Автор: А.В. БУШМАКОВ | 09 Января 2011

Воплощением сталинской эпохи в архитектуре для современного человека, безусловно, являются так называемые «сталинские дома». Это четырех- и пятиэтажные солидные здания, с просторными квартирами не менее чем из двух больших комнат, широкими лестницами и «парадными», полным набором современных удобств, разве что не всегда имеющие лифты. Красивые фасады этих зданий не лишены разного рода архитектурных излишеств, особенно ласкающих глаз горожан, в сравнении с унылыми серыми параллелепипедами домов эпохи «развитого социализма». Жилые пятиэтажки дополняют дворцы культуры – величественные здания с колоннами, а также окружающие их парки с фонтанами и статуями пионеров и физкультурников.

Характерно, что в исторической памяти современных жителей Перми эти дома, большая часть которых была построена уже после смерти вождя – в середине 1950-х гг., все равно считаются «сталинскими». В действительности Пермь (в те годы - Молотов) конца 1940-х — начала 1950-х гг. выглядела как конгломерат рабочих поселков, образовавшихся рядом с заводами-гигантами и группировавшимися вокруг старого городского центра – наследия еще дореволюционной губернской Перми.

Каждый из заводских поселков представлял собой несколько каменных зданий капитальной постройки и множество деревянных бараков, в которых и проживала подавляющая часть его жителей. Их массовая постройка началась одновременно со строительством новых и реконструкцией старых заводов в годы первой пятилетки.

Достаточно типичным примером можно считать поселок (затем — город) в Краснокамске. Весь домовой фонд рабочего поселка Краснокамского бумкомбината, включая дома ТЭЦ, спиртозавода и треста «Прикамнефть», по данным инвентаризации на 1 декабря 1940 г., насчитывал 138 строений, в том числе пять многоэтажных жилых каменных домов, составляющих по удельному весу 34,3 % всей жилой площади поселка. Основной жилой массив поселка был представлен в кварталах двухэтажной деревянной застройки, где имелся 81 деревянный двухэтажный дом, жилая площадь которых составляла 63,4% от всей жилой площади поселка.

Квартал № 13 смешанной застройки (четыре 2—3-х этажных дома) был занят преимущественно административными и обслуживающими учреждениями. Остальные строения поселка одноэтажные, барачного типа, составляли незначительный удельный вес от общего жилого фонда поселка (44 строения — 4,2 %).

Благоустройство улиц фактически отсутствовало, ограничиваясь замощением деревянными торцами проезжей части двух улиц. На некоторых участках отдельных улиц по одной стороне были проложены тротуары из досок, шириною 0,75 метров.

Все каменные здания имели водопроводу и канализацию, а также были теплофицированы. Двухэтажные же деревянные и смешанные дома к водопроводу и канализации не были присоединены (кроме гостиницы). Население этих домов снабжалось водой из водоразборных будок.

Акт приемочной комиссии, подписанный 10 ноября 1931 г., дает нам возможность в деталях представить себе как выглядели бараки 1930-х гг., в данном случае – каркасно-засыпные, построенные по проекту ОКС ПСЗ № 179 от 18 марта 1931 г.

В документе описаны пять бараков, построенных Пермстроем для рабочих станкостроительного завода (завод им. Дзержинского) — три по ул. Университетской в кв. 132 (бывшее Кержацкое кладбище) и два — на берегу р. Данилихи. Кровля тесовая, на деревянных «стульях», с полом и потолочным перекрытием. Стены, переборки и потолки оштукатурены. Имели 22 комнаты площадью по 18,4 кв. метра, 2 кухни с кладовой, 2 теплые уборные, умывальную комнату, вестибюль и 2 коридора. Отопление – печное. Никаких внешних построек и благоустройства не имелось: положено было иметь дровяник на 66 отделений, две помойные ямы, вошебойку, прачечную на 7 корыт, мусорные ящики и ограду для участка.

Бараки сданы с рядом недоделок: не огрунтованы полы, не побелена штукатурка стен, переборок и потолков, кухни не оборудованы очагами, умывальные комнаты не разделены перегородками на женские и мужские отделения и не сделаны для них вторые двери. Все наружные двери не утеплены, голландские печи не имели душников, толщина засыпки — 7-10 см, вместо положенных 12 см и т.д.

Барачное строительство рассматривалось как временная мера — рабочих новых гигантов индустрии и расширяющих производство старых заводов необходимо было срочно обеспечить хоть каким-то жильем. Для современного избалованного комфортом горожанина это жилье покажется совершенно неудовлетворительным, особенно учитывая, что бараки были перенаселены уже в 1930-е годы, а в суровые военные 1940-е ситуация еще больше ухудшилась в связи с эвакуацией. Однако большинство заселявшихся в бараки рабочих были выходцами из крестьянской среды, где скученность и отсутствие минимального, по меркам современного горожанина, комфорта — явления вполне заурядные. Традиционно в русской деревне на одного человека приходилось не более нескольких квадратных метров жилого (отапливаемого) пространства, и нередко семья из нескольких поколений проживала в одной избе — в тесноте, но не в обиде. Бараки 1930-х по уровню комфорта примерно соответствовали уровню дореволюционных казарм для несемейных неквалифицированных рабочих, которые строились фабрикантами во 2-й половине XIX — начале ХХ в. и предоставлялись в пользование, как правило, на льготных условиях.

Бараки обходились государству очень дешево — за пять бараков, каждый из которых имел жилую площадь 405 квадратных метров и был рассчитан на проживание 22 семей, без учета работ по устранению недоделок, строительной организации полагалось всего лишь 2 929 рублей. Таким образом, работы по постройке одного барака стоили всего 600 рублей – сумма несопоставимая со стоимостью строительства капитального жилого дома. Судя по упоминающимся в акте ссылкам на неполучение от заказчика всех необходимых материалов, в эту сумму не вошли строительные материалы, транспортные расходы и т.д. Однако и эти расходы были минимальны — кровельное железо, краска, кирпич и другие остродефицитные материалы в начале 1930-х обычно использовались только в капитальном строительстве. Сохранившаяся смета на устранение всех многочисленных недоделок в этих пяти бараках, с учетом стоимости всех материалов составила 2 844 рубля.

Часть работ производилась самими будущими жильцами, и это касается не только внешнего благоустройства: в других актах, в списке дефектов, упоминаются перегородки, устроенные самими жильцами – сделанные «крайне небрежно» и не обеспечивающие защиту от морозов. Качество строительства, не говоря уже об отделке, было невысоким: в актах приемки повсеместно фиксируются щели в полах, неполная засыпка стен и перегородок (иногда всего на 15—20%), протекающие крыши и т.д. Характерно, что часть помещений и оборудования в новых, только что построенных бараках уже требовала ремонта: разбитые стекла, разрушающиеся печи, сломанные двери и т.д.

В дальнейшем бараки постепенно обустраивались и приспосабливались для жизни, как правило, уже самими жильцами. Для описанных выше «плехановских» бараков, Пермстроем в порядке ликвидации недоделок было сделано только самое необходимое — в первую очередь — вошебойка. Она представляла собой деревянную рубленую постройку площадью 6,5 кв. м, изнутри обшитую железом, с теплыми сенями. Вошебойка была оборудована очагом, железными плитами, форсункой и железным противнем для уничтожения вшей.

Бараки, наряду с коммунальными квартирами, сформировали новый тип личности, в них выросло и социализировалось целое поколение людей, носителей особых ценностей и моделей культуры. Очевидно, что важнейшей чертой барачной жизни было отсутствие приватного пространства, делающего возможным существование частной жизни в публичном пространстве большого города. Отсутствие приватности создавало прекрасные условия для политизации этого барачного жизненного мира и поддержания его обитателей в мобилизованном состоянии. Сосед по комнате в любую минуту мог оказаться иностранным шпионом, а ворчание в адрес власти — диверсионно-террористической деятельностью.

Такой контраст, очевидно, вызвал бы у современного человека острое чувство несправедливости — большинство рабочих и служащих жили в бараках, а в каменных благоустроенных домах обитало начальство и немногочисленные стахановцы. Однако горожане сталинской эпохи, особенно если мы говорим о периоде ее наивысшего расцвета в послевоенный период, не были столь рациональными людьми, чтобы воспринимать реальность такой, какой ее видит человек современного типа. Их жизненный мир был сформирован в результате длительной и целенаправленной пропаганды, поддерживаемый многочисленными институтами советского общества, создавшими и постоянно укреплявшими в сознании советских людей миф о счастливой, зажиточной и свободной жизни под покровительством великого вождя Сталина и его преданных соратников.

Как и любой древний архаичный миф, сталинский миф был иррационален и наполнен чувственными яркими образами. В нем шла борьба между добром и злом, борьба смертельная и бескомпромиссная, придававшая смысл лишениям и возвеличивавшая социальные практики советских людей. Эта мифическая реальность транслировалась всеми средствами пропаганды — печатью, кинематографом, радио. Именно ее воплощали немногочисленные помпезные здания, средневековыми замками возвышавшиеся среди барачных поселков.

Барачная же реальность с ее теснотой, грязью, дровяниками и вошебойками была реальностью низшего порядка. Ее допускалось замечать не более как в виде отдельных недостатков, только подчеркивающих огромные достижения. Когда советский человек сталинской эпохи говорил и думал о своей жизни, то любое обобщение звучало радостно и торжественно: как хорошо и счастливо живется трудящимся в СССР, какие чудесные дворцы культуры, парки и стадионы строят для них повсеместно под мудрым руководством партии и великого Сталина!

Скученные в пространстве бараков советские люди всегда были и для себя, и для окружающих только рабочими, трудящимися, строителями коммунизма. Они были вынуждены разделять друг с другом эту заданную властью, навязанную сверху идентичность, поскольку просто не могли закрыть дверь и оставить за ней все разговоры о политике.

Барак не предполагал возможности уединиться, спокойно посидеть за столом с семьей или с ближайшими друзьями, выпить не за товарища Сталина и успех пятилетки, а просто за свое здоровье и благополучие в личных делах. Физическое пространство барака формировало особое социальное пространство и особых людей, это пространство населявших. Чтобы изменить людей сталинской эпохи понадобилось переселить их в отдельные собственные квартиры.

Аннотация / Annotation

Статья посвящена сложной проблеме повседневности - баракам как феномену жизненного мира сталинской эпохи. Бараки рассматриваются как один из элементов культуры 1930—1950-х гг., существующей в пространстве сталинского мифа. Описывается устройство барака, его роль в повседневной жизни советского человека. Показано влияние барачной повседневности, где отсутствует приватность, на формирование политизированного сознания людей сталинской эпохи. Исследование феномена бараков позволяет расширить представление о конструировании сталинского мифа.

Article is devoted to barracks as a special phenomenon of Stalin era. The barracks were the part of soviet culture, which had played a great role in forming the Stalin myth. Barrack inhabitants has no privacy, their practices in everyday life were too polities. Barrack practices had formed the specific mentality of Stalin era. Study of the Soviet barracks can enhance understanding the process of Stalin myth constructing.

Ключевые слова / Keywords

Барак, жизненный мир, повседневность, сталинская эпоха, сталинский миф. Barracks, Stalin myth, soviet culture, soviet everyday life

Андрей Валентинович Бушмаков

Andrew V. Bushmakov

кандидат исторических наук, доцент кафедры культурологии Пермского государственного технического университета

Candidate of History, Department of Cultural Study, Perm State Technical University


адрес электронной почты

Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

контактный тел.: 89082492036