«СОБЫТИЕ, КОТОРОЕ ПОМНЯТ, НО НЕ ЧТУТ: ПОСЛЕДНЯЯ РОССИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В СОЗНАНИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ»

14 июля 2010 г. в Институте общественного проектирования состоялась очередная лекция из цикла «Русские чтения» профессора политических наук Майкла Урбана "Событие, которое помнят, но не чтут: последняя российская революция в сознании политической элиты".

Профессор Урбан опросил несколько десятков представителей российской политической элиты разных поколений, задавая им вопросы об отношении к событиям 1985-1993 гг.. Он получил разброс оценок от «Мы революционеры способны были понять реальное положение дел и предотвратить катастрофу» до «Их жажда власти и денег привела страну к разрухе».

Оценки последней великой российской трансформации до сих пор расходятся не только в знаке (плюс-минус), но и в сути. Исходя из этого, Майкл Урбан постарался получить ответы на самые основные вопросы: что именно произошло в этот период? Почему это произошло? Какие последствия за собой повлекло и как повлияло на будущее России и всего мира?

Результаты исследования позволяют оценить противоречивость идейного фундамента российского политического класса и еще раз возвращают нас к вопросу об основах российской государственности.

Майкл Урбан - профессор университета Санта-Круз в Калифорнии (США). Он является автором нескольких книг, посвященных российской политике.
В 2005 году профессор Урбан уже выступал на «Русских чтениях» с лекцией о наличии – вопреки мнению многих политологов и политиков – гражданского общества в России.

СТЕНОГРАММА ЛЕКЦИИ ПРОФЕССОРА ПОЛИТИЧЕСКИХ НАУК МАЙКЛА УРБАНА «ПОЧЕМУ ПРИНЯТО СЧИТАТЬ, ЧТО В РОССИИ НЕТ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА?»

Михаил Рогожников, заместитель директора Института общественного проектирования: Наша сегодняшняя встреча посвящена гражданскому обществу. На протяжении всего ХХ века западная общественная мысль с удивлением обнаруживала, что в мире существуют модели общественных систем отличные от западных. Именно об этом мы сегодня и поговорим. Я передаю слово доктору Майклу Урбану.

Майкл Урбан: В своем докладе я попытаюсь продемонстрировать неприменимость общепринятых теорий гражданского общества и социального капитала в российских условиях.

Согласно общепринятым концепциям гражданское общество включает в себя сферу добровольных ассоциаций или общественных групп, которые действуют между государством и частной жизнью. Посредством участия в этих ассоциациях люди приобретают социальные навыки, а также достигают общих целей. Другими словами, посредством участия в этих ассоциациях люди производят общественный капитал, а именно, чувство взаимного доверия к другим гражданам и к государству. Общественный капитал благотворно влияет на механизм общественных действий, стимулируя участие граждан в делах демократического государства.

Однако применение этих концептов в российском обществе оказалось бесполезным. Во-первых, россияне практически не участвуют в ассоциациях, следовательно, уровень общественного капитала является низким. Поэтому кажется, что некоторые ученые, исследуя российскую версию гражданского общества, исследуют несуществующий предмет. Во-вторых, иностранные фонды, которые действуют в соответствии с этими концепциями и вкладывают деньги в развитие ассоциаций, ничего не достигли.

В своем докладе я попытаюсь сделать набросок модели, более подходящей для аналитического описания социальных реалий таких стран, как России.

Вначале следует остановиться на том, что я понимаю под общепринятыми теориями гражданского общества, для краткости назовем их «Гражданское общество-1». Здесь я хочу сослаться на Роберта Патнома (Robert Putnam), который указывает, что общественный капитал производится исключительно путем участия в добровольных ассоциациях. Для многих западных ученых, работающих на постсоветском пространстве, такой подход был чрезвычайно полезен, так как отвечал на вопрос: что исследовать. Надо исследовать добровольные ассоциации, потому что именно активность граждан в этих ассоциациях создает общественный капитал. Опыт таких организаций порождает чувство взаимного доверия между гражданами и общее чувство доверия между гражданами и государством. Далее, Патном отвечает на вопрос: как исследовать. Он отделил общественный капитал от социального контекста. Поэтому уровень общественного капитала можно исследовать посредством соцопросов.

Патном связывает уровень общественного капитала с уровнем демократии. Хотя доказательств такой связи не существует, этот аспект объясняет, почему работы Патнома так сильно влияют на западных политологов. Связывая гражданское общество с нравственными ценностями, его работа воскрешает американскую политологическую традицию гражданской культуры.

Концепция гражданской культуры берет начало в труде Алексиса де Токвилля (Tocqueville, Alexis de) «Демократия в Америке». Патном сознательно пытается воскресить эту традицию. В его концепции гражданское общество является не столько полем для конфликтов, сколько областью соперничества. Такой концепт применим в политике: «Гражданское общество -1» дает западным государствам и кооперативным фондам необходимый повод финансировать негосударственные организации за рубежом, в том числе и в России.

«Гражданское общество-1», как концепт, дает уверенность западным политологам в том, что западное общество правильно организовано. Говоря словами сторонников этой концепции, у нас хороший и продуктивный общественный капитал, в то время как в России общественный капитал примитивный.

С точки зрения теории гражданского общества, разработанной Антонио Грамши (Gramshi Antonio), институты гражданского общества: школы, пресса, общественные организации и так далее, - используются правящим классом для обоснования идеи своей гегемонии. Существующий социальный строй изображается как правильный и легитимный.

Дело в том, что исследователи сами являются членами гражданского общества и содействуют гегемоническому дискурсу, цель которого - оправдать социальный строй и указать на несовершенство других стран.

Я утверждаю, что «Гражданское общество-1» представляется нецелесообразным концептом для анализа социальных и политических отношений в современной России. Он не способен описать социальную структуру российского общества. Использовать его – значит исследовать то, чего, по сути, не существует. Исходя из этого, мы предпочитаем развивать совершенно другую концепцию, связанную концептом общественного капитала известного французского социолога Пьером Бурдье (Bourdie Pier).

Бурдье считает, что капитал - это накопленный труд, который дает агентам и группам агентов возможность присваивать общественную энергию. Капитал имеет три формы: экономическая, культурная и общественная. Первая регулируется правом частной собственности, а, следовательно, может быть конвертирована в деньги. Эта форма капитала не связана непосредственно с личностью агента, она обезличена.

Культурный капитал накапливается посредством работы агента над собой. Он улучшает этого агента, с точки зрения некой общественно установленной ценности. Поэтому культурный капитал является воплощенным. Культурный капитал производится, прежде всего, системой образования, но не только через эту систему.

Общественный капитал также является воплощенным и неравномерно распределенным. Он определяется положением индивида в социальной цепи. Общественный капитал включает общественные связи, взаимный обмен и взаимную помощь. Благодаря этому капиталу индивид может приобрести определенный статус, либо формально, либо неформально признанный. Статус позволяет перераспределять и использовать ресурсы.

Формы капитала и их смешение представляет основу характерной для определенного общества структуры общественных отношений, то есть того фундамента, на котором построены институты.

Данная концепция дает возможность проанализировать контраст между различными моделями гражданского общества, характерными различным странам. Например, в США экономический капитал играет главную роль в структуре общественных отношений, а в России доминирующими на социальном ландшафте являются общественный или структурный капитал.

«Гражданское общество -1» характеризуется слабыми социальными связями между членами общественных ассоциаций. Здесь нет личных, дружественных отношений. Коллективные действия касаются ограниченных специфических целей. Это безличные отношения, поддерживаемые сильным правовым государством.

С другой стороны, «Гражданское общество - 2» - российский образец - характеризуется сильными связями между небольшими группами лиц. Архетипом таких сильных связей является семья. Взаимоотношения не ограничиваются социальными ролями, а цели многообразны. В контексте сильных связей общественный капитал является и индивидуальным, и воплощенным. Он не столько способствует общественным действиям, сколько поддерживает существование социальных сетей взаимопомощи.

«Гражданское общество-2» отражает существование слабого государства, неспособного принуждать к исполнению безличных правил. С одной стороны, отсутствие правового государства поощряет социальное взаимодействие, базирующееся на высоком уровне личного доверия, которое часто воспринимается аутсайдерами, как коррупция. Но для самих участников такие коррупционные практики являются просто необходимыми для того, чтобы достигать общих целей. С другой стороны, подобные практики приводят к маргинализации правового государства в общественном сознании. Вадим Радаев, российский социолог, обратил внимание на крайний случай, когда суд работает честно, но люди не хотят через него решать конфликты.

«Гражданское общество - 1» базируется на доминирующей роли экономического капитала, который способен генерировать абстрактные категории граждан и безличные процедуры. Правовое государство стирает актуальные различия между людьми, индивиды сталкиваются друг с другом в общественной сфере, как равные, как граждане.

Общественный или культурный капитал играет главную роль в модели «Гражданское общество - 2». Отношение внутри ассоциаций структурируются в соответствии со степенью владения воплощаемыми формами капитала. Общественное доверие ограничено в кругах взаимопомощи и индивид, которому свойственно доверять только лучшим, не присоединится к ассоциации, состоящей из равных ему, а выберет ассоциацию с иерархичной структурой.

Такое понимание гражданского общества имеет прямые последствия для политической организации. Если нормальные политические партии и ассоциации характерны «Гражданскому обществу - 1», то в «Гражданском обществе - 2» властные сети часто заменяют сами формальные государственные и политические институты. Структура властных сетей представляет собой круг хорошо знакомых лиц, между которыми существует высокий уровень взаимодоверия. Благодаря этому взаимодоверию они способны действовать коллективно и достигать реализации групповых интересов. В контексте «Гражданского общества - 2» государственные ведомства, политические партии и ассоциации слабы. Одна или несколько властных сетей определяют цели безотносительно формальных намерений этих институтов.

В чем причина становления властных сетей, как доминирующей формы политической ассоциации в России?

В Советском Союзе право на собственность заменялось административным правом. Пост в государственных или партийных структурах фактически означал владение материальными и социальными ресурсами, которое оформлялось в рамках властной сети по принципу круговой поруки. Следовательно, воплощенный капитал - и общественный, и культурный - определял образ социальных и политических институтов. Более того, практики этих организаций мигрировали в приватную сферу, где они видоизменялись в сети дружбы. В конце Советской эпохи такие сети дружбы стали первоначальными ядрами команд и кланов. Впоследствии, эти команды превратились в развернутые властные сети.

Именно поэтому структура властных сетей в России обычно состоит из людей, тесно связанных между собой и рекрутированных членами ядровой группы, которые работают на стратегических постах. Обозреватели замечают, что ядровая группа функционирует, как единый коллектив. На наш взгляд, эти властные сети анимируют формальные институты и приводят к становлению модели «Гражданского общества - 2».

Спасибо за внимание.

Михаил Рогожников : Интересно было бы понять, можно ли считать одну из двух альтернативных моделей гражданского общества порочной и признать тем самым, что наличие гражданского общества вовсе не является абсолютной ценностью. Не знаю, в этом ли направлении пойдет дискуссия или нет, но я попросил бы выступить Марию Александровну Слободскую и Валентина Михайловича Гектера. Прошу вас.

Мария Александровна Слободская : Мне кажется, что гражданское общество в России представляет собой синтетическую форму двух моделей с добавлением очень многих элементов, которые в этой схеме отсутствуют.

Мы движемся к гражданскому обществу очень быстрыми шагами. Во-первых, значительная часть населения России в последние годы отходит от социалистической модели восприятия себя в государственном устройстве, где привычная забота о человеке возлагалась на государство. В последние годы неизмеримо растет количество ответственных граждан, которые самостоятельно, не рассчитывая на государство, строят свою жизнь. Последние исследования показывают, что за этот год на 20 процентов возросли объемы средств, которые люди вкладывают в образование. Это долгосрочные вложения. Значительно большее количество людей стали обращаться в суды для разрешения разнообразных споров. Мы знаем, что суды не справляются, суды перегружены. Причины этого не только в несовершенстве самой судебной системы, но и в том, что существенно выросло количество обращений. В советское время и совсем еще недавно обращаться в суд было стыдно, человек, который туда обращался, казался кляузником и стукачом. Сейчас это обычная норма жизни.

Во-вторых, все больше людей начинает заниматься бизнесом. Общий уровень ответственности и самостоятельности граждан растет. В этом я вижу один из главных признаков того, что мы движемся к гражданскому обществу, основой которого является самостоятельный, самодостаточный, гражданин, Михаил Рогожников себя цивилизованно.

В 2001 году в России было зарегистрировано 750 тысяч негосударственных некоммерческих организаций. Это почти на 70 тысяч больше совокупной численности государственных и муниципальных организаций по стране. Это говорит о том, что количество граждан, которые вступают в различные объединения, преследуя какие-то свои частные или групповые интересы, растет.

После перерегистрации в 2002 году общественных и некоммерческих объединений численность их несколько сократилась, что является естественным процессом.

Сегодня возникают новые организации, и влияние этих организаций на жизнь государства беспрерывно возрастает. Примеров этому масса. Во-первых, сегодня при всех органах законодательной или исполнительной власти на региональном уровне действует хотя бы один экспертный, консультативный или какой-либо другой общественный орган. Во всех субъектах Федерации существуют Советы по предпринимательству, в большинстве субъектов действуют общественные палаты при губернаторах, а в прошлом году при прокуроре Москвы начал работать общественный совет, в который входит большое количество правозащитных организаций.

Эти гражданские структуры влияют на процесс принятия решений, но недостаточно. Причина этой неэффективности в отсутствии сплоченности.

Вам хорошо известно, что закон «Об альтернативной гражданской службе», против которого десять лет боролось Министерство обороны, был принят исключительно благодаря настойчивому, почти десятилетнему давлению со стороны неправительственных организаций. Таких примеров множество, но их могло быть еще больше.

Неправительственные организации плохо кооперируются между собой для защиты и продвижения общих интересов. Они могут сотрудничать по отраслевому признаку, но практически не вступают во взаимодействие с другими ассоциациями и сетями. И в этом слабость гражданских институтов.

Особенность России в том, что процесс строительства гражданского общества инициируется властью. Это тоже признак движения к гражданскому обществу. Потому что не так давно власть, которая доминировала и определяла политику, жизнь человека и общества, публично признала, что она одна не в состоянии решать все общественные проблемы, и призвала общество разделить и полномочия, и ответственность.

Однако общество не готово было ни формулировать свои предложения власти, ни полноценно участвовать в тех механизмах и формах, которые государство предлагало.

Первая встреча широкой общественности и всего руководства страны состоялась на Гражданском форуме в 2001 году. По итогам этой встречи Касьянов издал распоряжение, обязывающее при всех министерствах и ведомствах федерального уровня создать общественные органы, консультативные, экспертные, совещательные и так далее. Общественность вошла в эти органы, но оказалась не готова там работать. В результате, эти органы перестали по факту существовать, потому что никаких общих концепций, кроме личных интересов не было.

Консолидировано действуют только экологи. Они противодействовали, например, Лесному кодексу, который в первоначальном варианте разрешал все вырубать на корню, вывозить и на освободившихся территориях вести строительство.

Уровень развития гражданского общества оценивают по таким показателям, как свободная пресса, политические партии, уровень разгосударствления экономики. Однако наряду с этими параметрами следует включить то, о чем я сейчас говорила. Спасибо за внимание.

Майкл Урбан : Идея перехода от общества второй модели к обществу первой модели остается открытой. Не думаю, что мы найдем подтверждения этому в течение жизни одного поколения.

Количество зарегистрированных общественных ассоциаций в России само по себе является указанием на гражданское общество первой модели. Однако я достаточно сомнительно отношусь к этому доказательству. Количество зарегистрированных ассоциаций во всех постсоветских государствах, действительно, высоко, но реальная вовлеченность людей отсутствует.

Общественная палата является хорошим показателем того, что мы имеем дело с гражданским обществом второй модели. Граждане не выбирают членов палаты, но признают, что именно эти люди в состоянии говорить от их лица. Существование подобной организации в Соединенных Штатах, где экономический капитал является превалирующим, невозможно себе представить.

Валентин Михайлович Гефтер: Когда мы говорим о разных моделях гражданского общества применительно к западным странам и России, мы применяем их к совершенно разной действительности. Западные страны уже устоялись. Россия находится в таком состоянии, что вычленить сейчас что-то, относящееся к одной модели или к другой, очень трудно.

Докладчик выделяет только гражданские организации и неформальные сети. Однако это разделение не описывает всего многообразия социальной действительности, даже в нашем переходном состоянии. Есть еще третье подмножество - гражданские элиты. Это не сети, и, тем более, не гражданские организации. Элиты состоят из экспертов, сетей дружбы, но в другом, профессиональном смысле.

Отцы основатели общественной палаты отталкивались только от своих представлений. Следствием этого стала полная мешанина. В нынешних условиях, когда одна ветвь власти подминает под себя все другие, идея создания органа, состоящего из экспертов, которые не принадлежат ни к первому сектору, ни ко второму, может быть полезной. Однако на деле побеждает модель представительства от слабых организаций. При этом функции у них должны быть, как у экспертов: экспертировать законы и контролировать правоприменение. Это говорит о том, что эта модель будет неэффективна.

У нас побеждает модель вертикально-представительных структур для граждан. Однако благодаря тому, что в России исторически и культурно присутствовали сети дружбы или небольшие элементы гражданских элит, а теперь появились неформальные сети, появляется возможность спасти эту мертвую вертикально-представительную схему.

И последнее замечание, неформальные сети могут включать в себя не только самоорганизующихся граждан, но и чиновников, и людей с другими властными полномочиями. В этом заключается единственная надежда на то, что в России не будет все так вертикально профилировано.

Михаил Николаевич Афанасьев : Центр политического консультирования «Николло-М», директор по стратегии и аналитике. Я попробую кратко сформулировать то, с чем я согласен в докладе Майкла, и что вызывает у меня сомнение и несогласие.

Согласен с общим методологическим подходом, что изучать нужно не то, чего нет, а то, что есть. Согласен настолько, что последние пятнадцать лет своей научной деятельности изучал те самые неформальные сети, в частности, в государственном аппарате, а также в других социальных сферах.

Второй момент, с которым я согласен. Все наши стратегии, наши представления и предложения о том, как устроить Россию, должны исходить не из априорных построений, какими бы они прекрасными ни были, а из знания конкретных социальных реалий. Я не совсем уверен, стоит ли российское общество называть гражданским, но абсолютно уверен, что оно является индивидуалистическим и потребительским.

Теперь о том, с чем я не согласен. У Патнома больше критериев и способов выявления социального капитала. Социальный капитал не сводится только к набору гражданских ассоциаций.

Относительно предложенных концептов «Гражданское общество - 1» и «Гражданское общество-2». Я всегда считал, что неформальные сети играют колоссальную роль в России во всех сферах. Однако, согласно Майклу, в «Гражданском обществе - 1» экономический капитал является доминирующей формой. На мой взгляд, следует говорить о двух формах: социальный капитал и экономический капитал. И вся драматургия развития последних столетий евро-атлантической цивилизации связаны с противоборством этих двух форм капитала. Что касается России, а насколько я понял, ее репрезентирует «Гражданское общество-2», мне не понятно, что такое культурная или общественная форма капитала как доминирующая. У нас главная форма капитала – это связи. Связи и культурная или воплощено-общественная форма капитала - это не одно и то же.

Связи сильно различаются. Следовательно, дальше нужно анализировать, что это за связи, и какие позитивные и негативные эффекты они дают.

Таким образом, я полностью согласен с предложенным Майклом описанием социальных реалий России, однако мне остается непонятным, как данный анализ и его вывод использовать на практике?

Майкл Урбан : Я считаю, культурный капитал в российской политике присутствует. Это демонстрирует историческая роль интеллигенции. Однако уверен, что г-н Афанасьев более авторитетен в этом вопросе.

Касательно практических следствий предложенной мною модели. Боюсь, мне не суждено увидеть, какими они будут.

Игорь Лавровский : Предложенная теория хорошо подходит для описания того, что существует в России. Однако хочется сделать ее универсальной. Две предложенные формы гражданского общества – это два фазовых состояния одного и того же феномена. Иными словами, это две ипостаси одного и того же общественного процесса. Следовательно, вопрос в том, в каких условиях возникает одна форма, а в каких условиях – другая.

Вторая форма характеризуется более сильными связями на низком уровне, она возникает в момент кризиса. Если на Западе возникнет серьезный кризис, если Штаты внезапно обеднеют, то там возникнет примерно такое же общество. Эти формы существуют в любом обществе, важно соотношение. Например, в Соединенных Штатах Америки «Гражданское общество - 2» также существует.

В отсутствие сильного государства, ни о каком гражданском обществе речи быть не может, потому что исчезновение государства автоматически включает процесс социального дарвинизма. Развал государства в 1991 году привел тому, что люди стали формировать полувоенные группы.

Ослабление государства автоматически приводит к потере индивидуумов своих гражданских прав. Следовательно, гражданское общество и права человека возможны только в условиях сильного государства.

Тот кто утверждает, что на Западе государство слабое, либо не знает Запада, либо не был там никогда. Государство на Западе исключительно сильно. Более того, государство на Западе не могло бы существовать в том виде, в каком оно существует, если бы на самом верху не существовало бы то самое «Гражданское общество-2». Именно оно поддерживает «Гражданское общество-1» в функциональном состоянии. «Гражданское общество-1» - это массовый продукт. Все покупатели в супермаркете равны. Однако равны ли люди, которые владеют этим супермаркетом или договариваются о том, чтобы его создать. Вот где существует «Гражданское общество-2» во всей его красе. Вопрос в том, как эти формы соотносятся, как они возникают и исчезают.

Для того чтобы гражданское общество в России существовало и укреплялось, России необходимо очень сильное государство. Мы можем увидеть это на историческом примере: усиление государства при Путине автоматически вызывает потребность в неких формах гражданского участия. Потому что сильному государству нужен сильный гражданин.

Александр Погорельский: Председатель фонда «Территория будущего» . Следует понимать, что такое сильное государство. У нас большинство институтов государства носит имитационный характер. Российский парламент не является местом для политических дискуссий.

Поэтому общество в России практически всегда старалось оградиться от государства, уйти от него. Поэтому самоорганизация граждан России существовала и существует. Наверху менялись завоеватели, а народ жил своей жизнью. Появление всадника на коне воспринималось, как напасть. И поэтому наезд, старорусское слово, обозначает недружественное силовое вмешательство в деятельность субъекта.

Общество следует понимать, как некий диалог. Это тусовка властной элиты и сервисных систем. Под элитой, в данном случае, я понимаю любые группы, которые способны оказывать ощутимое влияние на порядок вещей в определенных сферах.

Устойчивость любой власти определяется тем, насколько эта власть делится с остальными частями элиты. Общественная палата – это и есть некая форма дележа, попытка поделиться немногим с теми, кто до власти не добрался. Это очень хорошо видно на примере Общественного совета при Архитектурном управлении города Москвы.

Небольшое замечание по поводу того, как было охарактеризовано «Гражданское общество – 2». Была предложена слишком узкая трактовка. Это воспроизводство некой организации по схеме мафии или тейпа: существуют личные отношения, существует лидер, а к нему пристраиваются остальные. На самом деле российское общество и в советские времена, и в досоветские времена было гораздо богаче. Членство в ассоциациях не определялось потребностью в колбасе, хотя часто эту задачу решало. На самом деле, эти сети гораздо сильнее и разнообразнее.

Что касается роли коррупции в этой системе неформальных отношений, то коррупция не является дисфункцией этой системы и носит системообразующий характер. Поскольку в России присутствуют разные кланы, разные группы элиты, то коррупция является некой формой коммуникации между этими группами. Это очень важный фактор, который нужно учитывать при анализе ситуации.

Виталий Куренной : Майкл, в своем выступлении Вы подчеркнули роль государственной власти в становлении и существовании «Гражданского общества - 1». Классическая теория социологии, обсуждая проблему перехода от «Гражданского общества - 2» к «Гражданскому обществу - 1», указывает многие факторы: власть, деньги, монетизацию отношений и соблюдение контрактов.

На ваш взгляд, что сейчас может стимулировать возникновение «Гражданского общества - 1»?

Второй вопрос в контексте дискуссии, которая сейчас идет о гражданском обществе в Соединенных Штатах. Как Вы можете прокомментировать тезис консервативного мыслителя Фрэнсиса Фукуямы (Francis Fukuyama), что «Гражданское общество-1» само по себе является залогом функционирования нормальных демократий?

Майкл Урбан : Существует такое понимание, что какое-то общество должно быть лучше, чем другое, что общества могут накапливать благодать и претендовать на то, чтобы оказаться в раю. Я считаю, что подобного рода поход ошибочен. Влияние, которым обладают такие люди, как Патном и Фукуяма, в Соединенных Штатах, объясняется тем, что они апеллируют к нашим предрассудкам. Для публицистики это хорошо, но в интересах серьезной социальной науки это моральное суждение необходимо оставить в стороне.

Переход от второй модели гражданского общества к первой сводится к легальности. Если вы хотите понять состояние государства, посмотрите на общество, которое в нем находится. Аналогичным образом, если хотите понять общество, то посмотрите на государственность этой страны.

Реплика из зала: Существуют общества, которые замечательно выживают без государства. В сомалийском обществе государства нет уже пятнадцать лет, несмотря на это оно демонстрирует экономический рост. Дело в том, что в мусульманских странах право не исчезает вместе с государством. Отсюда главный вопрос, что будет происходить с правом. Где существует право, там нет потребности в государстве.