К 170-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ В.О. КЛЮЧЕВСКОГО. ВОСПОМИНАНИЯ А.И. ЯКОВЛЕВА: «ЕСЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ УСЛЫШАТЬ ЭТОГО ВЕЛИКОГО УЧЕНОГО И МАСТЕРА СЛОВА, ТО ПРИЕЗЖАЙ В МОСКВУ»

Автор: В.В. ТИХОНОВ | 24 Апреля 2011

Огромное значение В.О. Ключевского для развития исторической науки предопределило немалое количество воспоминаний о нем. Особое место среди них занимают воспоминания его непосредственных учеников. Многие из них опубликованы. В то же время остаются еще неизвестные документы мемуарного характера, посвященные великому историку. Среди них воспоминания известного ученика В.О. Ключевского – Алексея Ивановича Яковлева.

А.И. Яковлев на протяжении всей своей жизни сохранял преданность идеям своего учителя. Поступив на историко-филологический факультет в 1896 г., начинающий историк попал под обаяние не только идей, но и личности В.О. Ключевского. По воспоминаниям Л.Н. Пушкарева, над его рабочим столом всегда висел портрет В.О. Ключевского. Он был многим обязан учителю не только в научном плане. В 1899 г., во время всеобщей студенческой стачки, в которой А.И. Яковлев принял самое активное участие, только заступничество В.О. Ключевского спасло его от исключения из Московского университета. В дальнейшем по предложению В.О. Ключевского А.И. Яковлев остался в университете на кафедре русской истории для «подготовки к профессорскому званию».

А.И. Яковлев немало сделал для популяризации научного наследия своего учителя. Он являлся одним из организаторов публикации сборника в честь В.О. Ключевского, сыграв одну из ключевых ролей в его подготовке, решая массу проблем организационного характера. В советское время А.И. Яковлев вместе с другими учениками В.О. Ключевского - Ю.В. Готье и С.К. Богоявленским, подготовил в 1937 г. первое советское издание «Курса лекций по русской истории», где им были прокомментированы первый и четвертый тома. В 1946 г. он опубликовал обстоятельную статью, посвященную жизни и научной деятельности учителя. Работа, написанная в объективистском духе и признававшая за В.О. Ключевским не только огромную роль в дореволюционной исторической науке, но и значительное влияние на советскую историографию, стала объектом острой критики во время борьбы с «буржуазным объективизмом».

Публикуемые воспоминания занимают особое место среди работ историка о своем учителе. Судя по помете вверху текста, они были написаны (или закончены) 10 октября 1928 г. В них Яковлев постарался описать свое личное восприятие лекций Ключевского, передать их завораживающее обаяние. Нельзя сказать, что воспоминания вносят что-то принципиально новое в оценку Ключевского как преподавателя, тем не менее, они добавляют несколько ярких штрихов в портрет великого историка. Текст передан с сохранением его орфографических и стилистических особенностей.

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии В.В. Тихонова.

ВОСПОМИНАНИЯ О КЛЮЧЕВСКОМ


Первое мое знакомство с именем В[асилия] О[сиповича] К[лючевского] относится к началу* [18]90-х г., когда мне, тогда гимназисту 6 или 7 класса, отец дал* прочесть поразившую меня своей красотою и силою брошюру о «Благодатности русского народного духа».

С середины 90-х годов в наш захудалый городок начинают проникать привозимые возвращающимися на восток (?) студентами литографированные издания его Курса, когда-то издаваемого Я.Л. Барсковым и неоднократно переиздававшиеся подпольными предпринимателями.

В 1896 г. мне удалось добыть свои экземпляры грязного и небрежно литографированного издания, когда нашему классу пришлось писать заданные сочинения на тему о Екатерине II. Любознательная половина нашего класса собиралась и слушала сверкающую остроумием характеристику «этой кокетки, отлично разыгрывающей роль русской царицы», как любил в разговоре высказываться о Екатерине В[асилий] О[сипович] К[лючевский].

Мы слушали эту характеристику и недоумевали, как использовать эти искрометные строки в наших синеватых тетрадях, исполняя требования нашего немудреного словесника, требовавшего от нас характеристики Екатерины «по Державину».

В VIII классе зимой 1895/96 г. я писал в Москву одному приятелю-студенту письмо, прося его сообщить мне сведения об историко-филологическом факультете Московского университета.

Мой приятель ответил мне обстоятельным письмом, в котором сообщал обстоятельные сведения об историках, философах, словесниках тогдашнего состава факультета. Письмо содержало** в себе впечатление от лекций В[асилия] О[сиповича] К[лючевского]. «Случалось тебе, - вдохновенный писал он, - забыть весь мир, все на свете, зачитавшись околдовавшей тебя книгой, так что ты перестаешь слышать и видеть что-либо, кроме того, что есть в твоей книге – вот впечатление от лекций Кл[ючевског]о. Если ты хочешь услышать этого великого ученого и мастера слова, то приезжай в Москву». Совету этому приятеля в 1896 г. я и последовал.

Первые университетские лекции для всякого студента – незабываемое впечатление. Полные серых мундиров, залитые ярким осенним светом большие аудитории, дух свободы и непринужденного товарищеского общения с сотнями молодых товарищей – это действовало опьяняюще.

Наши чаяния и заботы были о том, чтобы скорее увидеть и услышать В[асилия] О[сиповича] К[лючевского], а среди студентов ходил кем-то пущенный тревожный слух о том, что он в этом году читать не будет. Нам первокурсникам страшно было откладывать слушание его курса, как полагалось по программе, до следующего года, но пробраться в аудиторию после печальной истории 1894 г. [поскольку] к двери был представлен педель, следивший за тем, чтобы студенты других факультетов и даже других курсов в эту аудиторию не проникали, было трудно. Но заставу удалось преодолеть, и вот мы на задней скамье, довольно высоко поднятой над уровнем пола, аудитории, посвященной названием Марии словесной.

В аудитории не особенно людной (налицо было тогда 50-т человек) идет обычный гомон, разговоры, беготня, перекидывание замечаниями и шутками. Но вот наступает положенная лекция в 12.20., дверь открывается и в аудиторию входит согнутая фигура невысокого худощавого человека в виц-мундире, с сединой в гладко причесанных волосах, зачесанных слева на право, и в жиденькой бороде. Под мышкой у старичка огромный портфель нагруженный записками, тетрадями, листочками, книгами, брошюрами, рукописями.

Аудитория сразу стихала. Поднявшись на кафедру, Василий Осипович сначала протирает свои очки, а затем погружается на несколько секунд в просматривание своих вынутых из портфеля листков и потом начинает свое изложение. Аудитория замирает на 50 минут (В[асилий] О[сипович] всегда первую лекцию прочитывал). В течение которых звучит* его спокойная, отчетливая, прозрачная как хрусталь, грамматически безукоризненная речь, про которую говориться «будет просто, когда поработаешь со сто». Ни одного небрежного, грубого, вычурного неуклюжего оборота: спокойная, отчетливая, обдуманная, взвешенная, отдыхающая простота, разворачивающая пред зрителями одну картину за другой. Речь В[асилия] О[сиповича] пленяла своей изумительностью оценки, отсутствием в ней всякого лишнего слова, той художественной простотой.

В чем был секрет обаятельного успеха этой речи? Это не было возвышенное одушевление Грановского, неудержимый порыв Щапова, изящная, колкая, насмешливая речь Сергеевича, живое и многословно-полемическое изложение популярного лектора.

Этот артистизм речи был ее основной чертой. Наряду с этой чертой была другая, действовавшая как электрический ток, сразу передававшийся всей аудитории. Это те нечастые, но почти в каждой лекции встречавшиеся эпизоды, когда лектор забывал на несколько минут свои заметки, и начинал передавать аудитории то, что он видел в эту минуту своим мысленным взором, описывая болезненную патологически настроенную фигуру озлобленного Ивана Грозного, перепуганную грозную жесткую фигуру. Или изящный образ Сперанского. Историк превращался в художника и скульптора, который на глазах аудитории, застывшей в полном внимании, создавший живой образ, незримо присутствовавший тут же в аудитории с ее запыленными окнами. Это изображение иногда прерывалось как бы вставками юмора, шутки, иронии, негодования, одушевления, того глубокого одушевления, которое дается любовью к своему народу, родному прошлому и верой в свою родину, и которое нельзя имитировать и подделать. Эти лекции прочно засели в душу и оправдывали тот ареол, который в течение полстолетия* со времен Грановского сиял около Московского университета.

В памяти встает полусогнутая фигура В[асилия] О[сиповича] К[лючевского], всегда читавшего стоя, прекрасный подвижный лоб с падавшими на него прядями волос, умные, добрые, удивительно живые глаза, сверкавшие поверх очков, когда, опуская голову, он взглядывал на аудиторию. Вспоминаются слова одного славного художника, который изучал и писал его на лекциях, и который после одной из лекций воскликнул: «Не знаю в русской природе ничего более прекрасного, чем Ключевский, произносящий свои лекции». Так было.


Архив РАН Ф. 665. Оп. 1. Д. 199. Л. 1-7. Автограф


Тихонов Виталий Витальевич

Tikhonov Vitaliy Vitalievich

Кандидат исторических наук, научный сотрудник центра «Историческая наука России» ИРИ РАН

candidate of historical sciences (Ph.D), scientific assistant of the center of «The historical science of Russia» of the Institution of Russian history of the Russian Academy of science

Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript ;

89055152523


ПРИЛОЖЕНИЯ

170 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ

100 ЛЕТ СО ДНЯ СМЕРТИ

Васи́лий О́сипович Ключе́вский (16 (28) января 1841, село Воскресеновка Пензенской губернии — 12 (25) мая 1911, Москва) — русский историк, ординарный профессор Московского университета; ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (сверх штата) по истории и древностям Русским (1900), председатель Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете, тайный советник.

Ключевский Василий Осипович, историк, академик Петербургской Академии наук (1900), почетный академик по разряду изящной словесности (1908), родился в 1841 г. в селе Вознесенское Пензенской губернии в семье священника. В 1860 г. окончил Пензенскую духовную семинарию, но отказался от духовной карьеры и поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где учился до 1865 г. В 1866 г. опубликовал кандидатское сочинение «Сказания иностранцев о Московском государстве».

С 1867 г. начал преподавать историю России сначала в Александровском военном училище. Читал курс всеобщей истории в Александровском военном училище (1867—1881), курс русской истории в Московской духовной академии (1871—1906), на Московских высших женских курсах (1872—1888), в Московском университете (с 1879), в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. В 1872 г. защитил магистерскую диссертацию «Древнерусские жития святых как исторический источник». Докторская диссертация («Боярская дума древней Руси») была защищена им в 1882 г. Сфера научных интересов Ключевского охватывала все грани истории России с древнейших времен до эпохи Петра I.

Ключевский был признанным главой московской школы историков. По его учебникам и «Курсу русской истории» училось не одно поколение школьников и студентов.

С начала 1880-х гг. по его инициативе началось чтение публичных лекций по русской истории в Политехническом музее. Сам Ключевским был одним из популярнейших лекторов своего времени. Его полный курс истории России, читаемый в Московском университете, охватывал все внешние и внутренние факторы развития общества, с учетом географических, этнографических, климатических, экономических и политических сторон исторического процесса. Блестящий литературный стиль лекций, научных трудов и публицистических статей, публиковавшихся в основном в журнале «Русская мысль», обеспечили Ключевскому место не только в истории исторической науки, но и в истории литературы. Он поддерживал дружеские отношения со многими деятелями культуры, в частности, именно он помогал в работе над ролью Бориса Годунова и другими ролями Ф. И. Шаляпину.

Член Общества любителей российской словесности (с 1909 почетный член). С 1880-х гг. член Московского археологического общества, Московского общества истории и древностей российских (председатель в 1893—1905 гг.). Умер в 1911 г. в Москве.

Высказывания, цитаты и афоризмы Ключевского

Вера в жизнь посмертную — тяжелый налог на людей, которые не умеют дожить и до смерти, перестают жить прежде, чем успеют умереть.

В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений.

Быть счастливым значит не желать того, чего нельзя получить.

В древнерусском браке не пары подбирались по готовым чувствам и характерам, а характеры и чувства вырабатывались по подобранным парам.

Великая идея в дурной среде извращается в ряд нелепостей.
В мужчину, которого любят все женщины, не влюбится ни одна из них.

В науке надо повторять уроки, чтобы хорошо помнить их; в морали надо хорошо помнить ошибки, чтобы не повторять их.

Высшая задача таланта — своим произведением дать людям понять смысл и цену жизни.

Гораздо легче стать отцом, чем остаться им.

Дамы только тем и обнаруживают в себе присутствие ума, что часто сходят с него.

Дружба обыкновенно служит переходом от простого знакомства к вражде.

Если под характером разумеется решительность действия в одном направлении, то характер есть не что иное, как недостаток размышления, не умеющего указать воле других направлений.

Если тень человека идет впереди его, это не значит еще, что человек идет за своей тенью.

Детальное изучение отдельных органов отучает понимать жизнь всего организма.

Добродетель только тогда и получает вкус, когда перестает быть ей. Порок — лучшее украшение добродетели.

Злой дурак злится на других за собственную глупость.

Играя других, актеры отвыкают быть самими собой.

Иногда необходимо нарушать правило, чтобы спасти его силу.

Искусство — суррогат жизни, потому искусство любят те, кому не удалась жизнь.

Когда люди, желая ссоры, не ждут ее, она и не последует; когда они ждут ее, не желая, она случится непременно.

Жизнь не в том, чтобы жить, а в том, чтобы чувствовать, что живешь.

Жизнь учит лишь тех, кто ее изучает.

Жить — значит быть любимым. Он жил или она жила — это значит только одно: его или ее много любили.

Закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности.

Здравый и здоровый человек лепит Венеру Милосскую из своей Аку-лины и не видит в Венере Милосской ничего более своей Акулины.

Крепкие слова не могут быть сильными доказательствами.

Кто имеет друзей, которые ненавидят друг друга, тот заслуживает их общей ненависти.

Кто очень любит себя, того не любят другие, потому что из деликатности не хотят быть его соперниками.

Кто смеется, тот не злится, потому что смеяться — значит прошать.

Любовь женщины дает мужчине минутные наслаждения и кладет на него вечные обязательства, по крайней мере пожизненные неприятности.

Люди живут идолопоклонством перед идеалами, и, когда недостает идеалов, они идеализируют идолов.

Люди ищут себя везде, только не в себе самих.

Есть люди, которые умеют говорить, но не умеют ничего сказать. Это ветряные мельницы, которые вечно машут крыльями, но никогда не летают.

Женщины всё прощают, кроме одного — неприятного обращения с собою.

Мужчина слушает ушами, женщина — глазами, первый — чтобы понять, что ему говорят, вторая — чтобы понравиться тому, кто с ней говорит.

Музыка — акустический состав, вызывающий в нас аппетит к жизни, как известные аптечные составы вызывают аппетит к еде.

Мы низшие организмы в международной зоологии: продолжаем двигаться и после того, как потеряем голову.

Мысль без морали — недомыслие, мораль без мысли — фанатизм.

Надобно не жаловаться на то, что мало умных людей, а благодарить Бога за то, что они есть.

Мужчина любит женщину, сколько может любить; женщина любит мужчину, сколько желает любить. Потому мужчина обыкновенно любит одну женщину больше, чем она того стоит, а женщина хочет любить больше мужчин, чем сколько в состоянии любить.

Мужчина любит женщину чаще всего за то, что она его любит; женщина любит мужчину чаще всего за то, что он ею любуется.

Мужчина любит обыкновенно женщин, которых уважает: женщина обыкновенно уважает только мужчин, которых любит. Потому мужчина часто любит женщин, которых не стоит любить, а женщина часто уважает мужчин, которых не стоит уважать.

Мужчина падает на колени перед женщиной только для того, чтобы помочь ее падению.

Наше будущее тяжелее нашего прошлого и пустее настоящего.

Науку часто смешивают со знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, то есть умение пользоваться знанием как следует.

Некоторые женщины умнее других дур только тем, что сознают свою глупость. Разница между теми и другими только в том, что одни считают себя умными, оставаясь глупыми; другие признают себя глупыми, не становясь оттого умными.

Можно иметь большой ум и не быть умным, как можно иметь большой нос и быть лишенным обоняния.

Молодежь что бабочки: летят на свет и попадают на огонь.

Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.

Различие между храбрым и трусом в том, что первый, сознавая опасность, не чувствует страха, а второй чувствует страх, не сознавая опасности.

Размышляющий человек должен бояться только самого себя, потому что должен быть единственным и беспощадным судьей самого себя.

Самое умное в жизни — все-таки смерть, ибо только она исправляет все ошибки и глупости жизни.

Под старость глаза перемещаются со лба на затылок: начинаешь смотреть назад и ничего не видеть впереди; то есть живешь воспоминаниями, а не надеждами.

Почему от священнослужителя требуют благочестия, когда врачу не вменяется в обязанность, леча других, самому быть здоровым?

Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идет к прямой цели, но идет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Ведь лбом стены не прошибешь, и только вороны прямо летают.

Пролог XX века — пороховой завод. Эпилог — барак Красного Креста.

Самолюбивый человек тот, кто мнением других о себе дорожит больше, чем своим собственным. Итак, быть самолюбивым — значит любить себя больше, чем других, и уважать других больше, чем себя.

Самый верный и едва ли не единственный способ стать счастливым — это вообразить себя таким.

Семейные ссоры — штатный ремонт ветшающей семейной любви.

Скучен театр, когда на сцене видишь не людей, а актеров.

Сладострастие есть не что иное, как властолюбивое самолюбие, разыгранное на женских прелестях.

Слово — великое оружие жизни.

Смерть — величайший математик, ибо безошибочно решает все задачи.

Одни вечно больны только потому, что очень заботятся быть здоровыми, а другие здоровы только потому, что не боятся быть больными.

Под свободой совести обыкновенно разумеется свобода от совести.

Под сильными страстями часто скрывается только слабая воля.

Справедливость — доблесть избранных натур, правдивость — долг каждого порядочного человека.

Мужчина видит в любой женщине то, что хочет из нее сделать, и обыкновенно делает из нее то, чем она не хочет быть.

Не начинайте дела, конец которого не в ваших руках.

Обыкновенно женятся на надеждах, выходят замуж за обещания. А так как исполнить свое обещание гораздо легче, чем оправдать чужие надежды, то чаще приходится встречать разочарованных мужей, чем обманутых жен.

Женщина, соблазняющая мужчину, гораздо менее виновата, чем мужчина, соблазняющий женщину, потому что ей труднее стать порочной, чем ему остаться добродетельным.

Люди самолюбивые любят власть, люди честолюбивые — влияние, люди надменные ищут того и другого, люди размышляющие презирают и то и другое.

Добро, сделанное врагом, так же трудно забыть, как трудно запомнить добро, сделанное другом. За добро мы платим добром только врагу; за зло мстим и врагу, и другу.

Добрый человек не тот, кто умеет делать добро, а тот, кто не умеет делать зла.

Достойный человек не тот, у кого нет недостатков, а тот, у кого есть достоинства.

Дружба может обойтись без любви; любовь без дружбы — нет.

Есть два рода болтунов: одни говорят слишком много, чтобы ничего не сказать, другие тоже говорят слишком много, но потому, что не знают, что сказать. Одни говорят, чтобы скрыть, что они думают, другие — чтобы скрыть, что они ничего не думают.

Есть два рода дураков: одни не понимают того, что обязаны понимать все; другие понимают то, чего не должен понимать никто.

Труд ценится дорого, когда дешевеет капитал. Ум ценится дорого, когда дешевеет сила.

Ум гибнет от противоречий, а сердце ими питается.

Уметь разборчиво писать — первое правило вежливости.

Характер — власть над самим собой, талант — власть над другими.

Счастье не в том, чтобы прожить благополучно, а в том, чтобы понять и почувствовать, в чем может оно состоять.

Только в математике две половины составляют одно целое. В жизни совсем не так: например, полоумный муж и полоумная жена — несомненно, две половины, но в сложности они дают двух сумасшедших и никогда не составят одного полного умного.

Хитрость не есть ум, а только усиленная работа инстинктов, вызванная отсутствием ума.

Хорошая женщина, выходя замуж, обещает счастье, дурная — ждет его.

Христы редко являются, как кометы, но иуды не переводятся, как комары.

Человек — это величайшая скотина в мире.

Старость для человека что пыль для платья — выводит наружу все пятна характера.

Страсти становятся пороками, когда превращаются в привычки, или добродетелями, когда противодействуют привычкам.

Счастлив, кто может жену любить, как любовницу, и несчастлив, кто любовнице позволяет любить себя, как мужа.

Чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь.

Чтобы иметь влияние на людей, надо думать только о них, забывая себя, а не вспоминать о них, когда понадобится напомнить о себе.

Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь ее.

Есть женщины, в которых никто не влюбляется, но которых все любят. Есть женщины, в которых все влюбляются, но которых никто не любит. Счастлива только та женщина, которую все любят, но в которую влюблен лишь один.

Всем можно гордиться, даже отсутствием гордости.

Вся разница между умным и глупым в одном: первый всегда подумает и редко скажет, второй всегда скажет и никогда не подумает. У первого язык всегда в сфере мысли; у второго мысль вне сферы языка. У первого язык секретарь мысли, у второго ее сплетник и доносчик.

Есть люди, вся заслуга которых та, что ничего не делают.

Воображение — на то и воображение, чтобы восполнять действительность.

Адвокат — трупный червь: он живет чужой юридической смертью.

Бесцельным надо признать не только то, что достигает цели, но и то, что хватает через цель.

Было бы сердце, а печали найдутся.

В России нет средних талантов, простых мастеров, а есть одинокие гении и миллионы никуда не годных людей. Гении ничего не могут сделать, потому что не имеют подмастерьев, а с миллионами ничего нельзя сделать, потому что у них нет мастеров. Первые бесполезны, потому что. их слишком мало; вторые беспомощны, потому что их слишком много.

Всего хуже сознавать себя дополнением собственной мебели.