Ф.С. ЛАГАРП — ВОСПИТАТЕЛЬ БУДУЩЕГО РОССИЙСКОГО ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I / Ryzhenkov M.R. F.S. La Harpe - educator future of Russia's Tsar Alexander I

Печать PDF
Аннотация

С помощью архивных источников восстанавливается подлинный характер взаимоотношений великого князя Александра Павловича, впоследствии императора Александра I, и его наставника – Ф.С. Лагарпа, швейцарского подданного, литератора, философа, политического деятеля.

Abstract

With the help of archival sources recovers the true nature of the relationship the Crown Prince Alexander, later Tsar Alexander I, and his coach – F.S. La Harpe, a Swiss citizen, writer, philosopher, political activist


Ключевые слова

Архивы. Эпистолярное наследие. Педагогика. Образование. Воспитание. Екатерина II. Павел I.

Keywords

Archives. Epistolary heritage. Pedagogy. Education. Education. Catherine II. Paul I.

Лагарп (La Harpe) Фредерик Сезар де (6.4.1754, Роль, кантон Во – 30.3.1838, Лозанна) – швейцарский политический деятель. По профессии адвокат. В 1780-х гг. приглашен Екатериной II в Россию в качестве воспитателя ее внука – будущего русского императора Александра I. Либерализм Лагарпа и защита им от посягательств правительства Берна кантона Во, в котором под влиянием Великой французской революции начались революционные выступления, повлекли в 1795 г. освобождение Лагарпа от должности воспитателя.

В 1798-1800 гг. вместе с П. Оксом возглавлял Директорию Гельветической республики. Во время Венского конгресса 1814-1815 гг. с помощью Александра I стремился к воссозданию Швейцарской федерации при независимом от Берна положении кантонов Во и Ааргау.

О том, насколько благотворным оказалось влияние Фредерика Сезара Лагарпа на своего воспитанника великого князя Александра Павловича, будущего росийского императора Александра I, у его современников и позднейших историков не было однозначного суждения. Далеко не все из тех, кто составлял придворное окружение Екатерины II, одобряли ее выбор иностранца в качестве воспитателя внука, наследника российского престола. Многие из ее окружения сомневались в том, что воспитание, основанное на «странной смеси философских и либеральных идей чуждых русской жизни» возможно сочетать с самыми строгими требованиями неограниченной власти.

Эти опасения позднее выразил известный сатирик и баснописец И.А. Крылов в своей басне «Воспитание льва», где царь зверей в поисках воспитателя для сына останавливает выбор на орле. В результате орлиного воспитания львенок предполагает по восшествии на трон повелеть всем зверям вить гнезда. Мораль басни такова: «…Пользы нет большой тому знать птичий быт, / Кому зверьми владеть поставила природа / И что важнейшая наука для царей / Знать свойства своего народа / И выгоды земли своей».

Спорные оценки воспитание Александра I получало и у некоторых русских историков. «Благодаря началам, лишенным строгой определенности и устойчивости, посеянным республиканцем-воспитателем, Александр I явился загадкой для современников и в царствовании своем представил резкие переходы от идеалистически-либеральных идей Лагарпа и конституционных наклонностей Чарторыйского, к мистическому масонству и капральской выправке Аракчеева. Вот почему и можно отнестись скептически к высокомерному заявлению Лагарпа, что «Провидение, по-видимому, возымело сожаление о миллионах людей, обитающих в России, но лишь Екатерина II могла пожелать, чтобы ее внуки были воспитаны как люди». Скорее можно сказать, что Провидение сжалилось над угнетенным отечеством Лагарпа и послало ему освобождение в награду за труды по воспитанию, попечению и заботе о русском великом князе швейцарского изгнанника».  В последних словах содержится намек на позицию Александра I, которую под влиянием Лагарпа он занял на Венском конгрессе по вопросу государственного устройства Швейцарии.

Историк и публицист Б.Б. Глинский описал это в период правления Александра III, когда либеральные реформы предыдущего царствования, а вместе с ними и всякий «европейский либерализм», если не прямо, то косвенно осуждались. Но не стоит забывать и прямо противоположных суждений, начиная с пушкинского: «дней александровых прекрасное начало». На самом деле все это отголоски трехсотлетнего спора об историческом пути России: должна ли страна развиваться в общеевропейском русле, или у нее своя «особая» судьба. Споры на эту тему продолжаются по сей день, и тем интереснее нам сегодня личность Лагарпа и та роль, которую он сыграл в истории России.

Что касается российских архивов, то впервые имя Лагарпа упоминается в письме Екатерины II к Ф.М. Гримму от 25 февраля 1782 г.  Императрица писала, что своим благонравием и умом Лагарп всех пленил и заслужил добрую репутацию и признательность. Речь шла о деликатном поручении, которое швейцарец выполнил по просьбе Гримма: младший кузен фаворита Екатерины А.Д. Ланского увлекся «нежелательным» романом и потребовался наставник для сопровождения молодого человека в путешествии по Италии, где, как надеялись, он позабудет свое увлечение. Очевидно, что Гримм к этому времени был знаком с Лагарпом, который с одной стороны имел уже известность в литературных кругах Лозанны, а с другой – помышлял об оставлении службы в Швейцарии из-за разногласий с Бернским правительством. Успешное выполнение роли гида-наставника обратило на него внимание русской императрицы, по приглашению которой он в 1783 г. приехал в Петербург.
Как раз в это время Екатерина решила, что настала пора передать воспитание любимого внука Александра, а заодно и его младшего брата - Константина, в мужские руки. Главным наставником был назначен Н.И. Салтыков, а Лагарпу было предложено поначалу занять место учителя французского языка. Но постепенно он стал заниматься со своими воспитанниками всеобщей историей, географией и математикой, а позднее философией и законоведением. Граф Н.И. Салтыков был человеком добрым и простым, но не отличался ни особенным умом, ни образованием, и неудивительно, что Лагарп, стоявший несравненно выше по своему развитию и образованию, сделался de facto настоящим воспитателем великих князей. «С жаром и истинной любовью приступил он к своим новым обязанностям: роль руководителя царственных детей была ему по сердцу, его воображению рисовались идеальные перспективы. С особенной любовью останавливался он на будущности Александра, который с первых же дней приобрел его симпатии. Из него я воспитаю, - так мечтал Лагарп, - человека - друга свободы, покровителя наук и искусств, который явится в мир провозгласить идеи равенства и независимости. Как счастлив будет управляемый им народ: в его государстве воздвигнутся многочисленные школы, университеты, будет процветать торговля и мирные землепашцы, благословляя своего монарха, с любовью обратятся к своим сельским работам, пышная аристократия снимет свои раззолоченные кафтаны, при дворе стихнут интриги и козни и все обратятся к занятиям, облагораживающим ум и сердце».

В этом изложении воспитательной программы, может быть не без некоторого сарказма, но в целом верно переданы цели Лагарпа как педагога. Конечно он не был таким уж законченным идеалистом и быстро разобрался в правилах игры при русском императорском дворе, иначе он просто не смог бы в течение десятилетия сохранять свое положение. Но, будучи в вопросах воспитания последователем Джона Локка, он сумел стать для ученика не просто ментором, а задушевным другом. Чувства искренней любви и благодарности к учителю сохранились в сердце Александра I до конца его жизни.

Став императором, Александр продолжал обращаться к наставнику за советом, читал его письма, изучал книги, которые тот регулярно присылал. Все бумаги наставника находились в кабинете Александра I. По восшествии на престол, Николай I отправил Лагарпу в Лозанну все его письма и проекты, адресованные покойному императору. Тронутый таким лестным знаком внимания, Лагарп отослал их обратно в Петербург, предварительно сняв с документов копии. К отсылаемым оригиналам своих писем и проектов он приложил копии с писем к нему Александра I. В ответном письме Николай I искренне благодарил Лагарпа: «Бумаги суть драгоценный дар для всякого, кто, как я, в благородных помыслах покойного императора Александра Павловича отыскивает движущую силу деяний, ознаменовавших его царствование. Но я понимаю, какой неисчерпаемый источник наслаждений должны были доставлять Вам эти бумаги, постоянно напоминая Вам возвышенную душу государя, для которого задушевные отношения с Вами сделались потребностью сердца. Я тем более оцениваю причины, заставляющие Вас смотреть на переписку Вашу с ним как на священный залог, и которые побудили Вас расстаться с нею, чтобы не подвергнуть ее когда-либо исследованиям нескромного или злонамеренного любопытства. В этом поступке я узнаю всю деликатность чувств Ваших и новый знак благоговения к памяти покойного моего брата. Примите изъявление совершенной моей признательности. Приношу Вам ее также и за трудную работу Вашу присоединения к жертвуемому Вами мне собранию реестра, который облегчает разбор оного» .

Бумаги Лагарпа в запечатанном конверте были переданы на хранение в Государственный архив МИД в Петербурге, куда поступали важнейшие внешнеполитические материалы, в основном секретные, а также документы касающиеся императорской фамилии. Ныне фонды этого архива являются составной частью Российского государственного архива древних актов (РГАДА) в Москве. Но подлинники писем Александра I, великих князей Константина Павловича и Михаила Павловича, императриц Марии Федоровны и Елизаветы Алексеевны и др. оставались в семье Лагарпа в Лозанне.

Созданное в 1866 г. под августейшим председательством наследника цесаревича Александра Александровича (будущего императора всероссийскогго Александара III) Императорское Русское историческое общество вступило, при посредстве русской миссии в Берне, в переговоры с наследником Лагарпа Генрихом Моно (Henri Monod) о приобретении у него подлинной переписки. В результате переговоров Г. Моно согласился передать подлинники писем в дар лично наследнику цесаревичу, что и было сделано в 1868 г. Все приобретенные документы также поступили в Государственный архив МИД.

В 1899 г. письма Лагарпа, наряду с некоторыми другими секретными пакетами, по распоряжению Николая II были переданы из Госархива в собственную его императорского величества библиотеку, при этом документы, полученные от Г. Моно, остались на прежнем месте хранения. Таким образом, переписка оказалась разобщенной по двум архивохранилищам .
Сегодня материалы самого Лагарпа находятся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) в составе фонда 728 – Рукописное отделение библиотеки Зимнего дворца, а подлинники императорских и великокняжеских писем к нему – в РГАДА в фонде 5 – Переписка высочайших особ с частными лицами и некоторых других фондах.

Оба документальных комплекса взаимосвязаны и представляют немалый интерес для исследователей. Если письма Лагарпа отражают идеи, которые он старался внушить воспитаннику, то письма последнего, как элемент «обратной связи», дают некоторое представление о степени усвоения этих идей. Учитывая важность этих документов, русскими историками, вскоре после получения доступа к ним, была предпринята их публикация в Сборнике Русского исторического общества под заголовком «Письма императора Александра I и других особ царствующего дома к Ф.Ц. Лагарпу. Сообщено его императорским высочеством государем цесаревичем наследником» .

Публикация сопровождалась переводами на русский язык текстов писем и помет самого Лагарпа, но от комментариев составители воздержались. В кратком предисловии говорилось: «Оценка этих отношений, так сказать, возбужденных и освещенных содействием императрицы Екатерины Великой, принадлежит истории. В свое время, когда права исторических давностей получат свою законную силу, когда события и самые побуждения и темные пружины, на них действовавшие, вполне предадутся исследованию и суду исторической гласности, новому историку знаменитой эпохи можно будет разностороннее и вернее определить, какую долю влияния мог иметь Лагарп на умственное и духовное развитие императора Александра и на многие направления и стремления, которыми в разные времена были ознаменованы и совершившиеся действия и попытки царствования его» .

Если в публикации, по вполне понятным причинам, составители проявляли сдержанность в оценках, то в подготовительных материалах они позволяли большую откровенность. Так, например, на листе, которым были в архивном деле проложены ранние письма к Лагарпу Константина, рукой составителя было написано: «Хотя все письма великого князя Константина Павловича относятся к детскому его возрасту, однако прочитав их подряд, невольно делаешь о нем самое невыгодное суждение: из 18-ти писем только три не говорят ничего о дурных наклонностях августейшего ученика Лагарпа» .

Что касается самих документов, то самые ранние относятся к 1785-1794 гг. Это записки и письма к учителю (Лагарп приступил к обязанностям с лета 1784 г.), в которых ученик извиняется за проступки, невыполненные задания и т.п. Написаны они детским нетвердым почерком и часто принужденно. Видимо, это был один из педагогических приемов Лагарпа: добиваться от ученика собственноручного письменного объяснения своих поступков. Иногда ученику приходилось писать «прокламацию» о своем неподобающем поведении, которая вывешивалась в классной комнате (вверху листа видно отверстие от гвоздя) . Иногда записывался целый диалог учителя и ученика, в конце которого следовала сентенция . Но даже по этим детским запискам видна мысль, внушаемая наставником: знатное происхождение не может быть предметом гордости и оправданием невежества.

Конечно, письма не могут передать всего, что происходило между ними при личном общении, но очевидно отношения становились все более теплыми и дружескими, чего нельзя сказать о положении Лагарпа при Дворе. Французская революция, к которой Лагарп не остался равнодушен, сделала невозможным его дальнейшее пребывание в Петербурге. В письме Александра от 2 декабря 1794 г. читаем: «Мне очень досадно мой дорогой друг (ибо вы мне позволяете так вас называть по моим чувствам), что ваше нездоровье лишает меня удовольствия провести с вами несколько часов. День ото дня чувствую в этом больше необходимости, особенно с тех пор, как знаю, что мы должны расстаться, что причиняет мне жестокое огорчение» . В статье о Ф.Ц. Лагарпе в энциклопедическом словаре Брокгауза-Ефрона говорится буквально следующее: «Когда разразилась французская революция, идеям которой Л. отдался с увлечением, он обратился к бернскому правительству с прошением, в котором предлагал реформы и созвание штатов. Это дало повод признать его зачинщиком беспорядков, разразившихся в подчиненном Берну Ваадте, а враги постарались довести это до сведения петербургского двора, вследствие чего Л. потерял место».
Статья не совсем верно отражает события. Лагарп действительно попытался издалека повлиять на политическую жизнь у себя на родине, чем вызвал раздраженную реакцию в правящих кругах в Берне. Последовало обращение к императрице с настоятельным требованием удалить «смутьяна» от Двора. Однако резкий тон послания, в свою очередь, вызвал неудовольствие Екатерины II, которая не желала выслушивать нотации от бернских властей, и инцидент не имел последствий для Лагарпа .
Можно только удивляться тому, что «швейцарский республиканец» сохранял свое положение в Петербурге на протяжении 1793 и 1794 гг., когда уже были осуждены за пропаганду либеральных взглядов А.Н. Радищев и Н.И. Новиков, а вести из Франции приносили одно горькое разочарование за другим. Террор и особенно публичные казни короля и королевы не могли не вызвать у Екатерины отвращения к революции. Надо полагать, что причиной тут был не священный трепет по отношению к жизни монарха, а испуг перед глумливым неистовством черни. Решено было отделаться от Лагарпа, тем более, что в сентябре 1793 г. великий князь Александр Павлович вступил в брак, а это традиционно означало наступление совершеннолетия и окончание учебы.

На обороте уже упоминавшегося письма Александра от 2 декабря 1794 г. рукой Лагарпа описаны обстоятельства его отставки: «Когда граф Салтыков объявил мне о прекращении моих обязанностей в декабре, он сообщил мне, что Екатерина II пожаловала мне 10 000 рублей. И так после 11-летнего исполнения с честью столь важных обязанностей, я имел 2000 р. пенсии и 10 000 р.! Мне не давали ни чина, ни креста, согласно обычаям этой страны. Наконец мне ничего не давали за занятия с великим князем Константином. Я был вынужден указать на это обстоятельство и меня пожаловали чином полковника и пенсией в 925 р., взамен которой мне выдали капитал в 10 000 р. Граф Салтыков объявил еще, что мое жалование будет выплачиваться до 31 декабря 1794 г. Не имея возможности уехать до весны, я просил как о милости разрешить продолжать уроки с великим князем и даже с княгиней его супругой. Я придавал такое большое значение завершению важной работы с великим князем, что мне не могли отказать в этом, и я наслаждался своим мщением, удвоил усердие и продолжал давать свои уроки до мая, времени моего отъезда. Уроки давало мое сердце, ибо с 1 января 1795 г. я был полностью уволен. – Екатерина Великая встретила человека еще более гордого, чем она сама» .

В другом письме Александра, которое помечено рукой Лагарпа «должно быть или в декабре 1794, или в январе или в феврале 1795», в частности, говорилось: «…Мне нет необходимости повторять это здесь, вы и так поймете, мой дорогой друг, какую печаль я должен испытывать в одно и то же время думая, что должен с вами скоро расстаться, особенно оставаясь один при этом Дворе, который я презираю, и предназначенный к положению, одна мысль о котором заставляет меня содрогаться» . Как видно, положение наследника престола не радовало молодого человека, и то, что он делился такими чувствами с учителем показывает весь характер воспитания. Не раз еще в письмах, написанных после отъезда Лагарпа из России в мае 1795 г., Александр упоминал о своей мечте: отказавшись от власти жить на ферме неподалеку от обожаемого учителя. Понимая, что подобные идеи могут вызвать гнев августейшей бабушки, Александр предпочитал посылать письма с надежными людьми и то же советовал Лагарпу.

После воцарения Павла I переписка становится все более затруднительной. Сохранилось всего одно письмо от 27 сентября / 8 октября 1797 г. в копии сделанной рукой Лагарпа, с пометой об отсылке подлинника Николаю I в 1831 г. Обнаружить подлинник в архиве не удалось, возможно, он был уничтожен в Петербурге, что неудивительно, ведь Александр Павлович спрашивал у наставника совета по проекту конституции для России . Несмотря на наличие копии, письмо не было опубликовано вместе с другими в «Сборнике РИО».

Кстати, среди писем членов императорской фамилии к Лагарпу нет ни одного письма великого князя Павла Петровича. Устраненный от воспитания старших сыновей, Павел с подозрением относился к наставнику, избранному Екатериной II. Тем не менее, в архиве сохранился удивительный памятник их отношений. Это пара белых лайковых перчаток с запиской Лагарпа, в которой он рассказывает, как накануне отъезда из России в мае 1795 г. приехал на бал в Гатчину.  Лагарпу не хотелось уезжать не объяснившись с отцом своего любимого ученика. Во время двухчасовой беседы в кабинете Павла Лагарпу удалось, по его словам, «излить свое сердце», чем великий князь был глубоко тронут. Примирение было достигнуто, и когда Мария Федоровна пригласила Лагарпа на тур полонеза, Павел дал ему свои перчатки. Лагарп сохранял эти перчатки как память, и в Россию они были возвращены Г. Моно вместе с подлинниками императорских писем .

Переписка учителя и ученика возобновилась после 1801 г., когда последний стал уже императором Александром I, и продолжалась еще почти два десятилетия: на письме Александра от 23 ноября / 5 декабря 1818 г. есть помета Лагарпа «последнее письмо» . Этот временной промежуток вместил массу событий, как в жизни этих двух людей, так и всей Европы. Лагарп снова побывал в России в 1801-1802 гг., по приглашению бывшего воспитанника, который писал, что принял бремя власти в надежде быть полезным своей стране, и просил помочь ему советами . Записки Александра к Лагарпу за этот период свидетельствуют об участии последнего в обсуждении правительственных назначений и проектов (например, реформы учреждений общественного призрения) . После того как Лагарп покинул Россию он надолго поселился во Франции, и оба корреспондента обсуждали в письмах политику Первого консула, приходя к общему мнению, что тот изменил конституции ради тирании . (Довольно странно читать слова осуждения тирании, написанные рукой самодержавного монарха).

В дальнейшем переписка постепенно угасает (сохранилось всего два письма из Петербурга за 1808 и 1811 гг.), но вновь оживляется в 1813-1814 гг. во время заграничного похода русской армии. Император писал иногда буквально с полей сражений. В Париже Лагарп и Александр снова встретились. Лагарпу был пожалован чин генерал-лейтенанта и высший российский орден св. Андрея Первозванного. Но, конечно, главной его наградой стало признание суверенитета его родного кантона Во, принятое на Венском конгрессе благодаря влиянию императора Александра.

Когда в начале 1820-х гг. вновь обсуждался вопрос о легитимности государственного устройства Швейцарии, Лагарп опубликовал в Лозанне полемическую брошюру «Observations d`un suisse sur les reflexions dirigees en 1820 et 1821 contre l`independence de la Suisse», которую с сопроводительным письмом послал в Петербург Александру I, как своему единомышленнику . Только один раз их взгляды совершенно разошлись. Когда во время «ста дней» Наполеона Лагарп был готов примириться с возвращением «узурпатора», Александр ответил: «…Простите мне мою откровенность, но я совершенно не разделяю вашего мнения. Мне даже кажется, что и вы несколько изменили его после наших разговоров в Вене. – Подчиняться гению зла, значит упрочивать его власть, доставлять ему средства установить тиранию еще более ужасным образом, чем в первый раз. Нужно иметь храбрость, чтобы бороться с ним, и с Божьим Провидением, в единстве и согласии мы достигнем счастливого результата. – Таково мое убеждение» . Эти слова были написаны за неделю до Ватерлоо, битвы, решившей судьбу Европы.

Вне поля зрения остаются еще письма великого князя Константина Павловича, который хотя и не был любимым учеником Лагарпа, но до конца своих дней сохранял почтительное отношение к наставнику и также состоял с ним в переписке. И, конечно, отдельного анализа требуют не только эпистолярные документы, находящиеся в РГАДА и других архивах России, например ГАРФ, но и все литературное наследие Ф.С. Лагарпа, замечательного педагога, политика и философа, оставившего заметный след в истории Швейцарии и России.