В ПОИСКАХ АРХИВА ГРАФА А.А. БОБРИНСКОГО В ЮЖНОМ ТИРОЛЕ. К 150-ЛЕТИЮ УЧЕНОГО

Автор: Д.Н. ХУДОНАЗАРОВ | 02 Июня 2011

«Русская наука потеряла в лице графа Бобринского замечательного ученого, прекрасного знатока русской художественной старины, а Россия – большого патриота».

Д.А. Расовский

Граф Алексей Алексеевич Бобринской (1861-1938) - прямой потомок императрицы Екатерины Великой, в силу различных обстоятельств ныне забыт. Даже Бобрики Тульской области, где находилось его родовое имение, давшее имя графскому роду, и последним владельцем которого он был, давно переименовано. А ведь граф А.А. Бобринской был близок к крестьянам своего поместья, с 1907 г. помогал им создавать крестьянские товарищества, всячески способствовал подъему их хозяйств, создал при своей усадьбе богадельню, школу рукоделия и домоводства для девочек. В 1916 г. большую часть своего имения Бобрики он передал местному земству для устройства там сельскохозяйственной школы. Не повезло и его творческому и научному наследию. Книги графа были «погребены» в каталогах библиотек под именем его троюродного брата – археолога Алексея Александровича Бобринского. Алексей Алексеевич не имел детей, а потому был забыт даже среди своих родственников (за редким исключением) как в России, так и за ее пределами. Слияние в одном лице археолога и этнографа Бобринских, двух ярких личностей, привело не только к заблуждениям в среде ученых, но даже к искажению некоторых страниц отечественной истории.

Граф А.А. Бобринской с начала 1890-х гг. начал проявлять интерес к Средней Азии. Он организовал на свои средства три научные экспедиции на Памир (в 1895, 1897 и 1901 гг.), издал несколько книг по культуре и истории горных таджиков. Для участия в своих экспедициях пригласил двух молодых ученых. Антрополог и зоолог Николай Васильевич Богоявленский был его спутником во всех трех поездках. Александр Александрович Семенов был включен в состав экспедиции 1898 г. по рекомендации профессора В.Ф. Миллера. Все трое написали и опубликовали несколько работ. А.А. Семенов написал серию статей, был удостоен золотой медали Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. Н.В. Богоявленский опубликовал в 1901 г. статью «В верховьях реки Аму-Дарьи». Графа Бобринского за его книгу «Орнамент Горных Таджиков Дарваза» наградили золотой медалью Императорского Археологического Общества. Одним из инициаторов награждения был великий русский критик и искусствовед В.В. Стасов, высоко оценивший труд ученого.

Мысль о самобытности и индивидуальности стала главной мотивацией его многолетнего изучения народного русского искусства. Ученый вместе с фотографами объехал весь север и северо-запад России, отыскивая и фотографируя всевозможные деревянные изделия русских мастеров. Он многие годы коллекционировал деревянные изделия, хотел сохранить эти уникальные вещи. В 1910 г. он решил издать альбом: он как бы дублировал предметы, сохраняя их на таблицах альбома, словно надеясь, что в будущем утерянное будет кем-то возрождено. Работа над этим уникальным изданием «Народные русские деревянные изделия: предметы домашнего, хозяйственного и отчасти церковно обихода. [Издание] гр. А.А. Бобринского» из 12 выпусков, продолжалась до 1914 г. Альбом сразу же был переиздан как в России, так и за границей. Вслед за этим Алексей Алексеевич в 1916 г. издал первый выпуск альбома «Резной камень в России», посвященный резьбе по камню. Второй выпуск этой серии был посвящен древнерусским надгробным плитам. Этот неизданный альбом по завещанию автора был передан после его смерти белградскому Институту имени Н.П. Кондакова. Третий выпуск истории резного камня граф предполагал посвятить памятникам Армении и Грузии, однако весь собранный материал погиб во время революций 1917 г.

Летом 1918 года граф эмигрировал и поселился в Тироле. Ученый на чужбине продолжил работу над главным трудом своей жизни - «Народные русские деревянные изделия», написав в 1931-1932 гг. подробный текст к этому изданию, синтезирующий многолетние занятия графа в этой области. Умер Алексей Алексеевич в конце 1938 г. в Сиузи на севере Италии.

Сегодня, да и все минувшие годы книги его читались и читаются, более того, букинисты за последние годы подняли цену на эти редкие и ценные издания, особенно когда стала проявляться личность автора. Плодами его трудов пользовались как ученые, так и мастера русского народного искусства, ссылались на его книги в литературе, однако, ссылаясь на них, не имели ни малейшего представления о самом авторе, а если имели, то эти представления были абстрактными, не конкретными. Личность за его именем не проглядывала, да и не было в нашей недавней истории надобности в этом.

Однако справедливости ради следует сказать, что и сам граф в течение своей жизни сделал многое, чтобы остаться незамеченным. Еще в 1902 г. его книгу приписали другому Алексею Бобринскому – археологу, однако граф на это никоим образом не отреагировал, будто для него было неважно, кто из Бобринских автор этой книжки.

В 1922 году из его имения Бобрики были вывезены письменные документы, в том числе тысячи писем Бобринских друг другу. Часть из них ныне хранится в Государственном историческом музее, однако там я не нашел ни одного письма, адресованного ему, последнему владельцу родового имения и усадьбы. Нет и копий им написанных писем. Но есть и другой пример его принципиальной скромности. Один из участников экспедиции 1898 г. опубликовал подробные путевые заметки, в них нет не одного упоминания о графе – руководителе и организаторе экспедиции. И это, видимо, не случайно: он не хотел, чтобы о нем писали. Его экспедиции по замыслу и результатам были уникальными, однако все, что было связано с ним самым, не представлялось ему ценностью. Такова была нравственная природа его личности.

В июле 2008 г. в журнале «Родина» была мной опубликована небольшая статья о графе Алексее Алексеевиче Бобринском, исследователе моего родного Памира. В ней я сетовал: «Нет могилы, нет потомков, нет архивных страниц, нет следа его созидательного труда, словно его и вовсе не было на этой Земле…». Нет, как сейчас выяснилось, могила его не исчезла, и сохранилась она потому, что рядом была другая русская могила, за которой ухаживали. Дочери покойной не оставили без внимания могилу графа и его жены, более полувека чтя их память, отдавая должное крохотному уголку русской культуры на тирольской земле, проявляя тихий, скромный, никем не замечаемый патриотизм. Глубокий им поклон за это.

Осенью 2006 года я получил приглашение принять участия в международной конференции в Италии. Появилась благоприятная возможность съездить после конференции на север страны, чтобы поискать там могилу графа Бобринского. Я заблаговременно написал своей итальянской знакомой из южного Тироля, что хочу навестить Сиузи и надеюсь на ее советы. Едва я устроился в гостинице в Турине, как она позвонила. После приветственных слов я спросил, как добраться до Сиузи, а оттуда до Кастельротто, где находилось кладбище. Наступила пауза, после которой она тихо промолвила: «Вы приезжайте, мы будем рады, но могилы нет». «Как так нет?» - переспросил я. «Кажется, на этом месте захоронили других», – ответила она. На душе стало пусто, как-то сразу все потускнело, надобность в поездке на Север Италии отпала сама собой. Стало обидно за достойного человека, могила которого после его кончины стала «бесхозной».

Вернувшись в Москву, я пожалел, что не поехал в Сиузи и не увидел мест, где прошли последние 20 лет жизни графа. Следовало также удостовериться, потеряна ли могила. И даже если так – надо было бы взять горсть земли далекого от России кладбища, другую горсть – со двора дома, построенного им в Сиузи, третью – из дворика дома, где прошли самые последние годы и дни его жизни. Привезти эту землю в Бобрики, в родовое имение графов Бобринских, последним владельцем которого был Алексей Алексеевич. Эту тирольскую землю смешать с русской и под звон церковных колоколов поставить православный крест графу и графине Бобринским, горько умершим вдали от далекой и отчужденной родины. Такие смутные, не совсем оформленные тогда мысли приходили мне на ум...

В то же время во мне теплилась надежда, что могила не потеряна, ведь Кастельротто – маленький горный городок, где обычаи и традиции должны были бы сохранить свою консервативную устойчивость.

Попытки найти более достоверные сведения у потомков Бобринских, разбросанных за пределами России, не увенчались успехом, они не дополнили моих знаний о графе. Я звонил в разные города мира, говорил со стариками – но они родились в 1920-гг. на чужбине, и их рассказы погружали в грустный мир их отцов и дедов, беженцев, изгнанных из Родины революцией и Гражданской войной. Я искал потомков родственных графу семей, а через них – какой-нибудь зацепки, хотя бы упоминания о нем в письмах или дневниках родных. Тщетно, никто из Бобринских не вспомнил и даже не знал о существовании графа. Это мне пришлось им рассказывать, кто из них чей родственник, пытаясь вместе с ними восстановить многократно разорванную в условиях эмиграции цепочку памяти между родами, семьями и их последующими поколениями. За семь десятилетий, прошедших после смерти графа, память о нем испарилась даже среди родственников. Незнакомые люди с мягкими добрыми голосами в разных странах Русского Зарубежья, частью которого был граф Бобринской, не знали о нем ничего и с сочувствием перенаправляли меня к другим людям, вселяя новые надежды.

Пришлось активно заняться родословием графа по линии его матери, графини Софьи Алексеевны. Ее родители, отец Алексей Васильевич (1800–1857) и мать Екатерина Сергеевна (1813–1890), происходили из рода бояр Шереметевых. По этой линии предками Алексея Алексеевича были князья Львовы, Хованские, Гагарины, бояре Лопухины, князья Голицыны. Одна из его прабабушек была Мария Борисовна Алмазова, урожденная княжна Голицына, а другая - Надежда Николаевна Шереметева, урожденная Тютчева, она приходилась теткой поэту Федору Тютчеву.

Варвара Алексеевна Шереметева, родная сестра Софьи Алексеевны, матери графа, была замужем за графом Владимиром Ивановичем Мусиным-Пушкином, у них были сын Владимир и дочь Екатерина – в замужестве княгиня Голицына. Их потомки могли что-либо знать о графе. Звоню в Париж, связываюсь по телефону с председателем союза дворян Кириллом Владимировичем Киселевским, спрашиваю про князя Бориса Голицына. Он сообщил, что князь умер несколько лет назад, посоветовал мне связаться с князем Д.М.Шаховским, который наверняка поможет мне советом. Дмитрий Михайлович терпеливо выслушал меня, просил перезвонить ему через час. Он дал мне адрес графа Мусина–Пушкина. Вскоре я получил по электронной почте записку:

«... Владимир Мусин-Пушкин(1870–1923) женился на гр. Марии Илларионовне Воронцовой-Дашковой (1871–1927) и имеет потомство. Могу Вас познакомить. А что касается меня, то я из другой ветви, старшей, от старшего брата Владимира Ивановича – Алексея Ивановича (1825–1879).

Уважающий Вас Владимир Мусин-Пушкин».

Я связался с другим Владимиром, правнуком «нашего» Владимира Мусина–Пушкина. Он и его жена в свою очередь предложили мне связаться с графиней Марией Николаевной Апраксиной, живущей в Бельгии. Она старшая в роду, лучше других осведомлена о древе родственных родов. Мне передали также номер телефона ее дочери - графини Елизаветы Апраксиной из рода прославленного русского флотоводца. Мать и дочь обрадовались, что я интересуюсь графом Алексеем Бобринским. Мария Николаевна сразу же подтвердила, что ее дед - граф Владимир Мусин-Пушкин и граф Алексей Бобринской – сыновья родных сестер Варвары и Софии, урожденных Шереметевых. Несколько дней спустя она посоветовала мне связаться с дочерьми графа Александра Ферзена, живущими в Италии.

Тем временем я повторно связался с теми, кто, возможно, любезности ради просили меня звонить им снова, после того, как они наведут справки. Я позвонил в городок Маунт Вернон штата Нью-Йорк, графине Татьяне Николаевне Бобринской (урожденной Тимашевой), вдове графа Николая Алексеевича Бобринского. В конце разговора она посоветовала мне связаться с княгиней Ириной Сергеевной Багратион, которая живет в Нью-Йорке. В ходе телефонного разговора с княгиней выяснилось, что она – внучка Дмитрия Сергеевича Шереметева, троюродного брата «нашего» Бобринского по линии матери. Граф Д.С. Шереметев после революции эмигрировал в Италию, умер в 1943 г., похоронен в Риме на кладбище Тестаччо. Некоторое время спустя Ирина Сергеевна посоветовала мне позвонить в Италию графине Софии Ферзен. И, наконец, тот же совет я получил от графини Варвары Бобринской из Братиславы.

София Александровна Бовю, урожденная графиня Ферзен, внучка светлейшего князя Александра Долгорукого и графа Павла Шувалова, была первая, кто сразу с полуслова поняла, о ком идет речь – впервые мне не пришлось задавать наводящие вопросы. Я только назвал имя, год и место его кончины. Позже я познакомился по телефону с ее сестрой, графиней Марией Александровной Ферзен. Однако более доверительные отношения сложились у нас после того, как я отправил им свою статью о графе Бобринском. Напряженные паузы ушли из наших телефонных бесед. София Александровна вспомнила, как в раннем детстве, летом 1936 г., проведя лето с матерью в Сиузи, была в гостях у Бобринских, видела старого, больного графа. Ее подвели к нему, представили, она поздоровалась с ним… Позже, во время войны, брала уроки русского языка у его вдовы. О письмах, дневниках, фотографиях она не упоминала. Однако я был рад уже тому, что память о графе не канула в бездну, появилась ниточка надежды. Как-то я выразил свое сожаление относительно потерянной могилы графа, и София Александровна сразу же удивленно спросила:

- Когда это она потерялась?

- Видимо несколько лет назад, - неуверенно ответил я.

Она рассмеялась и очень твердо сказала:

- В прошлом году еще была, мы цветы на нее возложили, свечки поставили.

Я очень обрадовался и спросил:

- А когда вы снова там будете?

- Видимо, в сентябре, наша мать похоронена там.

Сестры, живущие в центральной части Италии, каждую осень навещают могилу своей матери, и, узнав, что я планирую побывать на Севере Италии, перенесли свою поездку на начало ноября, проявили готовность показать мне могилу графа. София Александровна попросила позвонить ей из Италии.

Ноябрь 2008 г., я снова оказался в Италии. Конференция, организованная М.С. Горбачевым в городе Боско Маренго (провинция Пьемонте) и посвященная 60-летию принятия Всеобщей декларации прав человека, шла к завершению. Я позвонил Софье Александровне, она подтвердила, что ее сестра Мария Александровна приедет к ней через день, и вместе они прибудут в Сиузи на встречу со мной.

- Встретимся 10 ноября, в 11 часов у церквушки на площади в Сиузи, - и после небольшой паузы графиня добавила,- приходите один, никого не приведите с собой, ни русских, ни итальянцев.

Так неожиданно и загадочно-интригующе завершила телефонный разговор Софья Александровна.

И вот я в пути: вначале ехал на машине до Милана, потом поездом до Вероны, там дождался пересадки и другим поездом добрался до Больцано, центра самой северной провинции Италии. На вокзале меня встретила Бьянка Марабини-Цёггелер, по ее рекомендации я устроился в маленькой гостинице, расположенной недалеко от вокзала. Госпожа Бьянка является председателем организованной ею много лет назад ассоциации «Русь», культурного общества, состоящего из небольшого числа энтузиастов, которым небезразлична история и культура России. При ее непосредственном участии были изданы несколько книг о деятелях русской культуры в Италии, каждая из них содержала тексты на итальянском, русском и немецких языках. Жители этой провинции – тирольцы – говорят на немецком языке. В книге «Русская колония в Мерано» две страницы посвящены графу Бобринскому. Это была первая публикации в Италии о графе после его смерти.

На другой день Бьянка и ее муж Освальд Цёггелер, известный в городе архитектор, повезли меня в Кастельротто. Извилистая дорога шла вверх, в горы, а далеко внизу виднелась оживленная скоростная автострада, шедшая вдоль реки к городу Мерано, куда, по рассказу Бьянки, поезда приходили из Москвы и Санкт-Петербурга вплоть до начала Первой мировой войны. Здесь была большая колония русских, поэтому тут находится русская православная церковь - храм Св. Николая Чудотворца, построенная еще в 1898 г.

Сиузи – большое красивое горное селение. Горы здесь мягкие, покрыты зеленым ковром, однако одна гора своими размерами и положением доминирует в этой местности – как бы висит над селением. Своими голыми скалистыми отрогами она напоминает Памир.

Соседнее селение Кастельротто находится в трех километрах от Сиузи, там же в центре села, за католической церковью, находится маленькое аккуратное кладбище. Когда мы ступили на аллею, разделяющую могильные ряды, раздался колокольный звон: было 11 часов дня. В самом конце кладбище, в левом углу, выделялись две могилы с православными крестами. У основания каменного креста была пристроена маленькая металлическая дощечка с надписью:

Hier ruht

Gräfin Bobrinski Maria

geb. Wakarina

* 2 5. 1876 in Mоskau

+ 9 6. 1957 in Seis

Здесь покоится Графиня Бобринская Мария, урожденная Вакарина....

Табличка с именем графини была вплотную прижата к надгробному камню, и при лобовом свете на камне не видно было ничего. Я прислонился, заглянул за табличку – на камне еле проглядывали потертые буквы, с трудом удалось их прочитать.

Conte Alessio Bobrinski

1861 – 1938

Графиня Бобринская похоронена в одной могиле с мужем, табличка с ее именем перекрывает надпись с именем графа. Рядом, в соседней могиле, покоится графиня Александра Ферзен. Над ее могилой стоит православный деревянный крест с табличкой:

Gräfin Alesandra Ferzen

* in St. Petersburg

20. OKT. 1893

+ in Seis om Schlera

O7. FEV. 1968

После кладбища Бьянка и Освальд показали мне места, связанные с графом Бобринским. Мы подъехали к небольшой гостинице «Мирабель». Это и есть дом, построенный по заказу графа в начале ХХ в. Он привозил в Сиузи свою жену, графиню Елизавету Александровну, больную туберкулезом, в надежде вылечить ее. Осенью 1914 г. началась мировая война, Бобринские вернулись в Россию. Графиня умерла в 1915 г. в Бобриках, там же была погребена.

Гостиница была закрыта: мертвый сезон для этих мест, к тому же выходной день. Бьянка обещала позвонить хозяину отеля, чтобы договорится о встрече с ним. Мы обошли дом, Освальд рассказал и показал снаружи, что именно было перестроено.

Я глубоко благодарен Бьянке и Освальду за то, что они показали мне места, связанные с жизнью графа Бобринского в Италии, за уважение к его памяти, за подаренный и прожитый вместе день.

На другой день самым ранним автобусом из Больцано я вновь добрался до Кастельротто. Солнце еще не взошло. Безлюдные улочки курортного горного поселка в межсезонье казались совершенно безжизненными, лето позади, а до снежной зимы еще не скоро, тишина, кладбище в полном покое. Можно спокойно размышлять о судьбе графа.

К 11-ти часам я вернулся в Сиузи. Софья Александровна уже ждала меня у церкви. Она строго и внимательно посмотрела на меня и коротко сказала:

- Идемте со мной.

Вскоре мы подошли к небольшому двухэтажному дому и вошли в него. Навстречу нам из боковой двери вышел пожилой мужчина. София Александровна кивнула на него:

- Он хозяин дома, - сказала она, - его зовут Август Гoллер, он мой школьный товарищ, это его дом.

Я поздоровался, он смотрел на меня веселыми глазами и искренне улыбался.

- Мы поднимемся наверх, - сказала София Александровна.

На втором этаже стояла пристроенная к стене узкая лестница.

- Поднимайтесь осторожно, лестница крутая, там наверху чердак.

На чердаке я услышал другой голос.

- Идите прямо, смотрите, не споткнитесь, я - Мария Александровна, - прозвучало из темных глубин чердака.

Я разглядел свою собеседницу, сестру Софии Александровны, с которой много раз общался по телефону из Москвы. На чердаке не было электрического света, мы довольствовались естественным светом от окна в чердачном потолке. На мой недоуменный взгляд и вопросительный жест Мария Александровна ответила улыбкой:

- Не удивляетесь, расскажу вам небольшую историю, чтобы стало понятно, где мы. Сюда, в эту деревню, русские эмигранты первой волны приезжали отовсюду: из Европы, из Парижа, из Англии. Вот так и мы попали сюда, когда отец скончался: его брат, дядя Павел, который жил в Риме и бывал здесь раньше, знал эти места, он посоветовал нашей матери поехать летом с девочками, отвлечься. «Ты увидишь, там большая русская колония», - сказал он ей. Наверное, здесь были какие-то наши родственники, и вот мы приехали – впервые в 1936 году. И следующие лето 1937 года мы снова провели здесь, а когда пришло время отъезда, то мама решила не возвращаться в Рим, ей так понравилось, что мы остались жить. Последующие годы вплоть до своей кончины мама провела здесь, в Сиузи. София, моя сестра, вышла замуж, уехала, а я преподавала в школе до 1990 года, потом надо было ухаживать за нашей тетей, и я переехала к ней в Рим, с тех пор я там. Мы здесь жили в разных местах, снимали комнаты. И однажды, когда надо было съехать с одной квартиры, графиня Мария Дмитриевна предложила жить в ее доме, в том, который был куплен после продажи виллы. Она там жила вместе с Эльвирой, женщиной, которая всю жизнь помогала Бобринским по хозяйству. Эти две старушки и сдавали комнаты, чтобы было на что жить. Мы там провели несколько лет, а последние годы я снимала комнату в этом доме, поэтому здесь и остались с давних пор наши книги, какие-то вещи, в том числе что-то, что осталось после смерти графини Марии Дмитриевны. У нас раньше не было возможности этим заниматься, вот вы приехали, и мы рады вам передать то, что смогли сохранить.

На чердаке дома несколько десятилетий хранились вещи, принадлежавшие Ферзенам, Бобринским и другим умершим их друзьям. Книги были упакованы в чемоданы и картонные коробки. На книгах графа были начертаны его инициалы или была наклейка. Их было немного, но надо было отделить их от остальных.

Я понял, почему София Александровна не хотела, чтобы я кого-либо привел с собой. Разгребать то, к чему уже много лет не прикасалась человеческая рука, – процесс достаточно деликатный, даже интимный, не терпящий чужого присутствия. Меня, видимо, приняли потому, что я приехал из России, чтобы почтить память графа, что я проявлял интерес к его судьбе и мог разобраться в сохранившихся материалах. Я действительно искренне благодарен сестрам, что они доверились мне. Позже я спросил, почему они не сказали мне об архиве по телефону.

Софья Александровна рассмеялась: «Хотели перед этим взглянуть на Вас».

С их помощью я отделил в вещах все то, что принадлежало графу. Ограниченное время и отсутствие на чердаке электричества не позволили мне тщательно исследовать обнаруженные остатки архива Алексея Алексеевича Бобринского. Попробую их перечислить:

1. Черновики его записей в трех тетрадях с неравномерным рукописным текстом, с незаполненными, частично разорванными страницами. Тетради прилеплены одна к другой. Их условно можно считать полевыми записями к его трудам «Народные русские деревянные изделия» и «Резной камень в России». М. 1910-1916.

2. Папка с черновиками записей графа А.А. Бобринского. В папке всего 190 листов, текст на 13-ти из них на иностранных языках. Листы находятся в «хаотическом состоянии», почерк неразборчивый. Их условно можно считать полевыми записями к разным трудам.

3. Биографические сведения о графе для некролога. Написано графиней М.Д. Бобринской, текст она направила Д.А. Рассовскому в Белград в начале1939 г, черновик, рукопись.

4. Текст некролога, отредактированный Д.А. Рассовским, секретарем русского эмигрантского института имени Н.П. Кондакова. Рукопись. Некролог был опубликован год спустя . Рассовский Д.А. Граф А.А. Бобринской // Анналы института им. Кондакова. ХI. Белград. 1940. стр. 242.

5. Фотографии разных размеров и разного качества с изображением церквей и деталей церковной архитектуры, русских деревянных изделий. Их несколько сот, много дублирующих фотографий, из многих вырезаны фрагменты во время подготовки макетов книг-альбомов. Видимо, это рабочие материалы к его трудам «Народные русские деревянные изделия», «Резной камень в России». М. 1910-1916.

6. Стеклянные фотографические негативы – около 30 шт. Иллюстрации к книгам «Народные русские деревянные изделия», «Резной камень в России». М. 1910-1916.

7. Примерно 30-35 книг по техническим предметам, в том числе по математике, космологии, русскому языку, земледелию, зоологию, физике, химии, садоводству, метеорологии, на которых есть наклейка библиотеки графа или его инициалы.

8. Два пустых чемодана разных размеров, которые, по свидетельству Софии Александровны, принадлежали графу Бобринскому.

По характеру увиденного у меня появилось предположение, что эти вещи – именно те, которые, с точки зрения вдовы графа, не представляли никакой ценности. Как мне ранее удалось выяснить, после смерти графа, в конце 1930-х гг., архив и библиотека Бобринского были отправлены в Прагу и переданы русскому эмигрантскому институту имени Н.П. Кондакова. О том, что граф завещал библиотеку институту и туда же передал свои работы, сказано и в некрологе ученому. Мария Магидова из Пражской Славянской библиотеки подтвердила мне, что архив и книги графа Бобринского первоначально были присланы в Прагу и только позже вместе с основной частью институтского имущества были переправлены в Белград. В апреле 1941 г. здание института было разрушено во время бомбардировки города нацистской авиацией.

Из воспоминания Н.Е. Андреева, бывшего директора Института имени Н.П. Кондакова: «... в первом же налете на Белград был разбит бомбами дом, где помещалось отделение Института Кондакова. Погибли Расовский и его жена Ирина Николаевна... Дошли сведения, что часть библиотеки в полуобгорелом виде еще существует. Мы снеслись с Острогорским .... немецкие военные власти в Белграде дали распоряжение погрузить остатки имущества Института Кондакова на военные грузовики и привезти их в Прагу. В один прекрасный день пришли два или три грузовика с бренными остатками того, что мы туда увозили. Мы договорились с Е.И. Мельниковым и взяли его обратно в Институт на жалованье, чтобы он специально занялся разбором всего, что вернулось, и составил бы полную картину, что привезли и что погибло».

Однако я, несмотря на неоднократные запросы, не получил из Праги положительного ответа о наличии там каких-либо документов графа. Не подтвердили они также существование описи того, что пропало во время бомбежки Белграда и что осталось. Таким образом, найденный архив в Италии – возможно, единственное, что сохранилось от научных трудов графа Бобринского.

Сестры Ферзен просили меня взять и увезти архив, однако мне представляется, что передача архива Родине должна носить официальный характер. Мы договорились, что я вернусь в Италию весной 2009 г. Однако болезнь не позволила мне тогда совершить поездку, а когда к лету я почувствовал себя лучше, другие обстоятельства помешали реализовать задуманное.

К тому времени, когда мы завершили свою работу, подоспела и Наталья, дочь Софии Александровны. Вместе мы поехали на кладбище в Кастельротто. Тем утром я встретил там восход солнца, а теперь день клонился к закату. У двух православных могил, на фоне живописного тирольского горного поселка, стояли сестры Ферзен. Потомки княжеского рода Долгоруких и графских родов Воронцовых-Дашковых, Шуваловых, они родились на чужбине в семье графа и графини Ферзен. Им мы должны быть благодарны за то, что, более полувека чтя память Бобринских, они не дали осиротеть их могиле. Они приняли эстафету этой заботы в 1968 г. у своей матери - Александры Павловны, жизнь которой, так же, как и Бобринских, завершилась в Сиузи, красивой тирольской деревне. Когда Мария Александровна, ее дочь, рассказывала, что мама в 1937 г. захотела остаться жить здесь, я невольно подумал, что графиня решила быть подальше от эмигрантских кругов, от всяких разговоров, сплетен, ненужных встреч, взаимных претензий, увы, присущих проигравшей в Гражданской войне стороне. Она выбрала эту деревню в качестве монастыря для себя и своего внутреннего мира, из которого черпала силу для воспитания своих осиротевших девочек.

Тяжелая доля выпала на долю этой красивой женщины. Ей было 12 лет, когда ее отец - граф Павел Шувалов, градоначальник Москвы, был убит террористом в 1905 г. в своем кабинете. Ей было 24, когда пришла весть о смерти ее первого мужа - князя Дмитрия Леонидовича Вяземского, пытавшегося вернуть в казармы мятежных солдат лейб-гвардии Павловского полка и погибшего ночью от шальной пули 2 марта 1917 г. Два с половиной месяца перевозили гроб князя Дмитрия из Санкт-Петербурга в Коробовку Липецкой губернии, чтобы предать земле в семейном склепе Коробовской церкви, построенном его отцом, князем Леонидом Дми́триевичем Вя́земским (1848—1909).

Александра Павловна похоронила мужа, и не могла предположить (и, надеюсь, так и не узнала), что несколькими десятилетиями позже останки князей Вяземских и их родных будут извлечены из гробов местными грабителями и разбросаны по склепу. Дурные поступки циничных варваров не имеют предела, но самое страшное – то, что они святотатствовали и глумились над прошлым при попустительстве столь же бессовестных властей. Позже поруганное место будет зацементировано совхозом, и в склепе будет храниться зерно, что само по себе – святотатство по отношению к покойным и не меньше по отношения к священному, согласно славянской традиции, хлебу. Но это произойдет на много лет позднее, а в 1917 г., через полгода вслед за Дмитрием, погибнет и его старший брат - князь Борис Вяземский.

Молодая вдова осталась с двумя детьми на руках – с двухлетней дочерью и четырехлетним сыном. Весной 1919 г. ей удалось выбраться из России. Британский монарх Георг V прислал за своей тетей, императрицей Марией Федоровной, военный корабль «Marlboro», но она согласилась эвакуироваться из Крыма при условии, что англичане заберут других беженцев, скопившихся в порту. Так княгиня Александра Вяземская оказалась на одном из трех кораблей, вместе с детьми и со своей матерью, графиней Александрой Илларионовной Шуваловой, урожденной графиней Воронцовой–Дашковой.

Граф Александр Ферзен, 25-летний гвардии штабс-капитан, покинул родину в 1920 г. вместе с остатками армии генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля. Несколько месяцев спустя он встретил на чужбине вдовствующую княгиню Александру Вяземскую, которую знал с юных лет, они находились в дальнем родстве. Когда она восемнадцати лет вышла замуж за князя Дмитрия Вяземского, ему было шестнадцать. Граф Александр Ферзен предложил руку и сердце вдове, они поженились в Лондоне в 1920 г., и Александра Павловна стала графиней Ферзен. В Париже родилась София, а позже они переехали в Италию, в Риме родилась младшая - Мария. Но семейное счастье продолжилось недолго. Старшей дочери исполнилось 6 лет, а младшей только год, когда отца не стало в 1934 г. Он похоронен в Риме, на кладбище Тестаччо. А спустя три года девочки с матерью, оказавшись летом в Сиузи, остались там надолго, по сути, на всю жизнь.

Мы поставили и зажгли несколько свечей на могилах Бобринских и графини Александры Ферзен. Ее дочери и внучка Наташа о чем-то тихо разговаривали. Я отошел, чтобы не мешать их беседе и сфотографировать кладбище.

Сегодня это уходящее поколение олицетворяет Русское Зарубежье первой волны. Они хоть и не родились в России, но были свидетелями жизни оторванных от Родины родителей, близких и дальних родственников – тех, кто на протяжении нескольких десятилетий оставляли им в наследство свою боль и страдание, обиду и любовь к матери-Родине.

Мир первой волны русской эмиграции с каждым новым поколением редеет, уходят язык, культура, знание истории и литературы, притупляется боль, уходят ностальгия и любовь. Все это вытесняется другой культурой, другим миром, другими народами в разных странах, лишь для нас объединенных одним словом - Зарубежье. Последний массовый отток беженцев эпохи русской Гражданской войны произошел в 1920 г. после поражение генерала Врангеля и ухода на кораблях по Черному морю. Сегодня мифический корабль с их потомками, не дойдя до горизонта, растворится в воздушней мгле, когда с него сойдут последние внуки. Правнуки эмигрантов – молодые иностранцы - будут помнить только то, что у них русские корни. Истинная память об этих корнях останется только на архивных полках, в пожелтевших тетрадях дедов и прадедов, и, даст Бог, на страницах отечественной истории.

В декабре 2011 г. исполнится 150 лет со дня рождения графа Алексея Алексеевича Бобринского. Память о нем, словно догорающая свеча, еще не погасла, она еще светит – надо только успеть сменить свечу в светильнике...
На снимках:


1. Экспедиция графа Бобринского на Памире. 1901 г. Переправа через реку Бартанг. Граф на общем плане.

2. Граф Алексей Алексеевич Бобринской. Начало ХХ в. (фото из гостиницы Мирабель)

3. Графиня София Алексеевна Бобринская, мать Алексея Алексеевича Бобринского, урожденная Шереметева.

4. Графиня София Алексеевна Бобринская

5. Граф Алексей Васильевич Бобринской, отец Алексея Алексеевича Бобринского (http://visualrian.ru/images/item/79501)

6. Страница из тетради графа А.А. Бобринского. Текст для альбома «Русские деревянные изделия».

7. Обложка книги. Граф А.А. Бобринской. Горцы верховьев Пянджа. Москва, 1908.

8. Обложка книги. Граф А.А. Бобринской. Орнамент горных таджиков Дарваза (нагорная Бухара). Москва, 1900.

9. Обложка книги. Граф А.А. Бобринской. Секта Исмаилья в русских и бухарских пределах Средней Азии. Москва, 1902.

10. Обложка книги. Граф А.А. Бобринской. Русские деревянные изделия. Москва, 1910

11. Обложка книги. Граф А.А. Бобринской. Резной камень. Москва, 1916

12. Мария Александровна Ферзен и София Александровна Бовио–Ферзен на кладбище в Кастельротто. 9 ноября 2008 г.

13. Могилы Бобринских и Ферзен на кладбище в Кастельротто. 9 ноября 2008 г.

14. Август Гoллер. На чердаке его дома хранилась часть архива графа А.А. Бобринского





Hudonazarov D.N. In search of archive of count A.A. Bobrinsky in southern Tirol. To the 150th anniversary of the scientist

Аннотация / Annotation

В статье исследуются научная деятельность и обстоятельства жизни в России и в изгнании русского ученого, уроженца Москвы - графа Алексея Алексеевича Бобринского, совершившего ряд научных экспедиций в Среднюю Азию, внесшего значительный вклад в изучение российской культуры.

In article are investigated scientific activity and circumstances of life in Russia and in exile of the Russian scientist - count Alexey Alekseevich Bobrinsky who has made a number of scientific expeditions to Central Asia, brought the considerable contribution to studying of the Russian culture.


Ключевые слова / Keywords

Зарубежная архивная Россика, русский ученый граф Алексей Алексеевич Бобринской, научные экспедиции в Среднюю Азию, изучение российской культуры, русские эмигранты в Италии, генеалогия. The foreign archival Rossika, Russian scientist count Alexey Alekseevich Bobrinsky, scientific expeditions to Central Asia, studying of the Russian culture, Russian emigrants in Italy, genealogy.



ХУДОНАЗАРОВ Давлат Назарович – кинорежиссер, народный артист Республики Таджикистан, лауреат Государственной премии Таджикской ССР им. Рудаки, автор серии исторических документальных фильмов, г. Москва; 8-926-206-01-95, 495-681-73-26; Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript