СОВЕТСКАЯ КОНТРРАЗВЕДКА НА СЕВЕРНОМ ФРОНТЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ 1918-1920 гг.: СОЗДАНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Автор: А.А. ИВАНОВ | 03 Сентября 2011

Гражданская война в России развивалась в соответствии с общими закономерностями, характерными для гражданских войн различных эпох. Одной из ее черт стала бескомпромиссность противоборства советского и антибольшевистского лагерей, когда «вопрос стоял не только о полном уничтожении неприятельских вооруженных сил, но и всей политической и экономической системы». В равной степени это касалось и системы государственной безопасности.

Подобная ситуация во многом является типичной для исторических периодов, сопровождающихся вооруженным внутриполитическим противоборством, к тому же отягощенным отсутствием легитимности пришедших к власти режимов и внешней интервенцией зарубежных стран. Тем не менее, по словам советского военачальника М.Н. Тухачевского, «план гражданской войны не может быть составлен до ее начала», поэтому ни один из противников к 1918 г. не имел четкой схемы формирования контрразведок. На эту особенность обращал внимание В.И. Ленин, говоря, что «мы шли от опыта к опыту… нащупывая, пробуя, каким путем при данной обстановке может быть решена задача».

Вместе с тем, роль советских спецслужб в противостоянии антибольшевистским силам была велика еще и потому, что контршпионские органы мыслились частью большевистского руководства как аппарат «надзора за армией», благодаря поддержке которой члены РСДРП (б) и пришли к власти. Как следствие, одной из основополагающих задач советских органов госбезопасности стало пресечение акций неповиновения в вооруженных силах, в том числе инспирированных извне, что и повело спецслужбы по пути сращивания функций контрразведки и политической полиции, то есть передачи контршпионской деятельности в руки Всероссийской Чрезвычайной комиссии. Впрочем, к осени 1918 г., когда на Севере началось вооруженное противоборство между сторонниками большевиков и их противниками, данный процесс еще не вошел в активную фазу.

По утверждению местного губернского исполкома, Вологда к этому моменту «стала центром внимания контрреволюционных сил всех видов», а в Петрозаводске отмечали, что Олонецкая губерния «переполнена шпионами англо-франков». Действительно, на Севере сбором разведывательной информации и установлением контрактов с антибольшевистскими силами активно занимались сотрудники зарубежных посольств и консульств, благодаря наличию довольно широкой сети атташата в Петрозаводске, Кеми, Вологде и т.д. В обязанности некоторых иностранных агентов входили также подрыв мостов и железнодорожных путей в случае начала боевых действий между РСФСР и антибольшевистскими силами на Севере. Тем не менее, объем контршпионской работы советских спецслужб был крайне низок — к примеру, за весь 1918 г. в Олонецкий революционный трибунал из 158 поступивших дел ни одно не касалось шпионажа.

Причин тому несколько. Во-первых, на начальном этапе Гражданской войны функции противодействия вражеской агентуре были разделены сразу между несколькими учреждениями, созданными под эгидой ВЧК, Народного комиссариата по военным делам, Высшего Военного Совета и Всероссийского Главного штаба. Подобная разбалансированность порождала множество трудностей административного характера. Во-вторых, становление советских контрразведывательных служб проходило в условиях, когда многие большевики считали, что «политика коммунистической партии должна иметь своей основной целью решительную борьбу с наклонностями копировать… военный механизм феодально-буржуазного и империалистического государства». Тем самым, методический аппарат советских контрразведчиков был в основном ограничен безагентурными средствами, да и подготовка сотрудников оставляла желать лучшего.

В сложившейся ситуации поддержку северным контрразведчикам оказывал Политический отдел 6-й Красной армии во главе с А.В. Эйдуком. Белогвардейские офицеры приписывали этому человеку более тысячи собственноручно проведенных расстрелов, хотя в реальности объем работы подведомственного ему учреждения был далеко не так велик. Среди достижений Политотдела на ниве борьбы со шпионажем в конце 1918 г. можно выделить поимку белогвардейских агентов С.Г. Луговского и Н. Егорова. Не бездействовали и северные чекисты. Им удалось арестовать бывшего агента контрразведки Временного правительства Ф.Ф. Марчишина-Мышака, прибывшего на Севере с поддельными документами ВЦИК Республики и пытавшегося получить оружие из местных арсеналов.

Однако несмотря на эти эпизодические успехи антибольшевистское командование продолжало получать разведданные о состоянии советских войск, благодаря помощи иностранных разведчиков. Так, уже 25 сентября 1918 г. британские войска на Севере получили первую разведсводку, в которой указывалось точное количество пулеметов, артиллерийских орудий, траншейных мортир и аэропланов в Вологде, а также на Архангельском, Котласском и Вятском участках фронта. В дальнейшем такие сводки поступали 19 октября, 16 ноября и 14 декабря, касаясь не только численности 6-й Красной армии, но и ходе мобилизационных мероприятий, боевом духе войск и ближайших резервах. Помешать передаче этих сведений советские контршпионские органы не смогли.

Более того, их сотрудникам не удалось заблаговременно добыть информацию и о подготовке Шекснинского восстания в начале декабря 1918 г., спровоцированного агитацией «каких-то неизвестных, говоривших, что у крестьян будет отбираться хлеб и налагаться какие-то усиленные налоги». Аналогичным образом развивалось и восстание в Тотемском уезде в середине декабря того же года, в ходе которого местными жителями были убиты военный комиссар и работники ЧК. Нередко такие восстания провоцировались белогвардейскими «разведочными партиями, которые одновременно вели контрреволюционную работу среди населения». В общей сложности по данным Политотдела 6-й армии за период с октября 1918 г. по март 1919 г., в регионе произошло 103 крестьянских выступления, из которых больше всего — 31 — по причине «контрреволюционной агитации».

Не многим лучше складывалась ситуация и в действующей армии. К примеру, агентам противника «удалось разложить два полка, посланные из Петрограда под Плесецкую», активно развивалось дезертирство, солдаты и служащие различных учреждений нередко «колебались в сторону английской ориентации», а боевой дух был «крайне низкий». Особую опасность в данном ключе представляли ставшие систематическими переходы бывших офицеров на сторону противника, так как известные им сведения о расположении и состоянии советских войск использовались антибольшевистскими силами в ходе наступления. В результате, в первые месяцы боевых действий войска РСФСР на Севере были вынуждены отступать почти на всех направлениях.

Тем самым, низкая продуктивность работы советских органов госбезопасности на начальном этапе Гражданской войны, как и недостаточная боеспособность вооруженных сил, являлись отражением общей неэффективности созданной системы военного управления. Данный период сопровождался поиском организационным форм наиболее оптимального устройства армии и спецслужб, поэтому ошибки и недочеты на данном поприще были неизбежны. Наметившаяся конкуренция между различными звеньями военной администрации РСФСР, о которой уже говорилось выше, не могла не сказаться на уровне взаимодействия созданных под их эгидой контрразведывательных ведомств. Образование единого органа военной контрразведки — Особого отдела ВЧК с подчиненными ему армейскими и фронтовыми отделами в начале 1919 г. — должно было изменить сложившуюся ситуацию.

С реформой армейских спецслужб совпал и первый крупный успех советских войск на Северном фронте — Шенкурская операция в январе 1919 г., в ходе которой был ликвидирован Важский выступ, представлявший определенную угрозу безопасности тыла советских войск, занят Шенкурск и созданы благоприятные условия для дальнейшего наступления на Архангельск. Конечно, связь между этими событиями была, в лучшем случае, опосредованной, но сам факт повышения активности советских войск на Севере требовал аналогичной активизации контрразведывательных структур.

Между тем, несмотря на изменение структурного положения и нормативной базы, созданная система контрразведывательных органов не была лишена недостатков, к которым может быть отнесен классовый подход к шпионажу, как одной из форм контрреволюции. На практике это означало, что при поиске вражеских агентов сотрудникам особых отделов следовало главным образом сосредоточиться на определении их партийной и классовой принадлежности. При этом не учитывался тот факт, что разведывательно-диверсионная деятельность, особенно в условиях Гражданской войны, строится не только на идеологических мотивах, поэтому шпионом может быть не только бывший офицер или помещик, но и простой рабочий или крестьянин.

При этом меры чекистов по обеспечению лояльности войск и мирного населения советской власти были охарактеризованы главой Вологодского губернского исполкома М.К. Ветошкиным, как «политика дикого террора». Получив очень широкий спектр полномочий (вплоть до вынесения внесудебных приговоров в местностях, объявленных на военном положении) сотрудники особых отделов нередко вели себя вызывающе, а их взаимоотношения с гражданскими и военными учреждениями отличались крайней конфликтностью. Например, начальник Особого отдела 1-й стрелковой дивизии, действовавшей на Мурманском направлении, М. Шафранский высказывался в том плане, что «Особое отделение может обыскивать и арестовывать всех партийных ответственных работников… не ставя никого в известность, но в свою очередь, членов Особого Отделения, хотя бы они и были неправы в своих действиях, никто не имеет права ни обыскать, ни арестовать, не имея предписаний из центра, так как лица служащие Особого Отделения испытанные и профильтрованные Коммунисты, все без исключения… Особое Отделение с Советскими, Гражданскими и Военными местными учреждениями не считается, имея свои неограниченные права в действиях». Неоднократными были жалобы на самоуправство особистов, непризнание власти Ревтрибунала и Исполкома, немотивированные аресты и даже угрозы оказания вооруженного сопротивления чинам милиции и судебным органам. Разбор возникавших на этой почве конфликтов нередко отнимал необходимые время и силы для реального противодействия вражеской агентуре, особенно в период наивысшего напряжения на фронте.

При этом анализ дел, заведенных подчиненными Шафранского в отношении задержанных потенциальных шпионов, демонстрирует неумение вести следствие — в течение 1919 г. как минимум пятеро арестованных за шпионаж были отпущены на свободу без какого-либо разбирательства, хотя в отношении них имелись компрометирующие материалы. В этой ситуации естественным следствием недостаточной квалификации контрразведчиков стал рост шпиономании среди местного населения. Крестьяне Олонецкой губернии стали самостоятельно задерживать подозрительных лиц, считая их финскими или белогвардейскими шпионами.

Это вносило дополнительный хаос в непростую обстановку на Севере России, поскольку в большинстве случаев такие аресты не имели никаких оснований. Так, 69-летний рыбак Ф. Гурри был взят под стражу своими односельчанами после того, как 5 недель пробыл на территории Финляндии, будучи задержан местными пограничниками. Красноармеец К.Е. Морозов отстал от своей отступавшей части и несколько дней пребывал за линией фронта, по возвращении был арестован как шпион, хотя юридический отдел ЧК заключил, «что шпионажа тут быть не могло». Машинист Э.О. Завицкий был сочтен агентом интервентов и арестован за то, что во время проезда по Мурманской железной дороге имел при себе револьвер «Наган» и визитную карточку британского вице-консула в Одессе Д.А. Райта. Все эти лица впоследствии были освобождены.

Для Особого отдела 6-й армии в Вологде не были характерны столь негативные тенденции. Во многом это было связано с тем, что активное участие в работе контрразведки принимал командарм, опытный разведчик А.А. Самойло. Большое значение сыграла и фигура 25-летнего начальника Особого отдела армии И.А. Воронцова (будущего начальника Административно-организационного управления ГПУ). Их взаимодействие позволило особистам наладить контакты с различными армейскими структурами. К примеру, благодаря отлаженной связи с юридическим отделом Северо-Двинской флотилии в течение 1919 г. в расположении советских войск были обнаружены 8 шпионов и контрреволюционеров. Достаточно успешно действовала армейская военно-полевая контрразведка, регулярно задерживавшая белогвардейских агентов, например, лазутчика Н. Туфанова.

Немаловажно, что подчиненные Воронцова старались вникать в суть рассматриваемых дел, искать реальные, а не вымышленные факты шпионажа. В случае отсутствия в деле прямых доказательств разведывательно-диверсионных действий обвиняемые нередко освобождались из-под стражи. К примеру, в марте 1919 г. Особым отделом в Вологде был арестован и после допроса отпущен на свободу военнослужащий Славяно-британского легиона Г.Н. Лисаневич.

Однако вопреки приведенным фактам, эффективность работы советских спецслужб оставляла желать много лучшего. Сотрудниками Особого отдела практически не использовался радиоперехват, так как армейская радиостанция была и без того перегружена работой. Много времени отнимала проверка заявлений частных лиц о том, что в некоторых советских учреждениях «нечисто».

Серьезные затруднения в борьбе со шпионажем вызывало недостаточное понимание важности этой деятельности командным составом Красной армии и простыми солдатами. Встречались случаи ареста сотрудников ЧК и освобождения задержанных белогвардейских разведчиков командирами красноармейских частей. Чекисты, оставленные в войсковых районах для поимки вражеских шпионов, использовались для непосредственного ведения боевых действий, а из-за невнимательности армейских конвоиров пойманные агенты нередко сбегали из-под стражи.

После временного ухода А.А. Самойло с поста командующего армией весной 1919 г. сотрудники армейской контрразведки попали под влияние другого видного работника спецслужб — М.С. Кедрова, назначенного в мае того же года уполномоченным Особого отдела ВЧК в Вологде. Под его руководством контршпионская деятельность на Севере стала осуществляться в основном за счет усиления репрессий в отношении контрреволюционных групп населения — в практику вошли массовые аресты и поквартальные облавы в городах, обыски в монастырях и т.д.

Применение агентурных методов вновь стало редким явлением — основной формой выявления разведчиков противника были «тщательные облавы», в ходе которых вражеские шпионы попадались крайне редко. К немногим успехам, достигнутым за счет таких мероприятий, можно причислить арест содержателя явочной квартиры для шпионов К.С. Шурова. В то же время, только по данным Архангельской областной прокуратуры за годы Гражданской войны подчиненными Воронцова были противоправно осуждены (и впоследствии реабилитированы) минимум 52 человека, среди которых сотрудником белогвардейских спецслужб был лишь один — делопроизводитель Онежского военно-регистрационного бюро Н.М. Фарколин.

Низкая эффективность контрразведчиков в мае 1919 г. на практике показала, что борьба с профессиональными шпионами исключительно карательными мерами, особенно в условиях Гражданской войны, отягощенной противодействием множества разнородных спецслужб в рамках одного региона, не может в полной мере обеспечивать информационную безопасность вооруженных сил. Этот постулат вырабатывался в ходе долгой эволюции отечественных спецслужб, однако отказ чекистов от использования их наработок вкупе с принятым курсом на осуществление «красного террора» не позволял применить его на практике. В конечном счете, действия Кедрова привели к тому, что антибольшевистские агенты получили возможность использовать его политику для агитации среди местного население с целью инспирировать вооруженные восстания. Одно из них вспыхнуло в мае 1919 г. в Толвуйской и Шуньгской волостях Олонецкой губернии, будучи спровоцированным англичанами и французами, снабжавшими восставших оружием.

Что же до противодействия сбору информации о советских войсках на Севере весной того же года, то весьма показательным является тот факт, что агенты Особого отдела не смогли помешать работе американской разведки в Вологде во время функционирования в Комиссии по обмену военнопленными между Красной армией и антибольшевистскими силами. По окончании работ комиссии, прикомандированный к ней шпион капитан Дж. А. Харсфилд, представил отчет, в котором тщательно описал не только состояние советских вооруженных сил, но и экономическую политику большевиков, продовольственное снабжение населения, а также дал развернутую характеристику ряду местных ответственных руководителей. Разносторонность собранной одним человеком информации позволяет сделать вывод, что контрразведчики не создали ему особых препятствий.

В этой связи нет ничего удивительного в том, что боевые действия весны—лета 1919 г. привели к оставлению Красной армией многих важных населенных пунктов на Пинежско-Печорском, Мурманском и ряде других направлений. Советские войска потерпели чувствительные поражения не только в силу численного превосходства белогвардейцев и интервентов, но и из-за того, что агентура своевременно информировала антисоветское командование о передвижениях красноармейских частей, планах противника и малейших акциях неповиновения в войсках по другую сторону фронта.

В этих условиях не удивительно, что в июне 1919 г. Военно-революционный комитет принял решение возложить обязанность оберегать советское военное имущество и инфраструктуру на гражданских лиц: «В случае повторения повреждения жел. дор. полотна и обрыва проводов граждане волостей и городов, на территории которых будет произведено то или иное повреждение, будут привлечены к суровой ответственности и понесут наказания вплоть до расстрела». Данное постановление может служить косвенным свидетельством неодобрения политики Кедрова по использованию особых отделов лишь в качестве репрессивных органов.

Лишь летом 1919 г., после отъезда Кедрова в Москву, подчиненные Воронцова вновь занялись своими прямыми обязанностями — в июле 1919 г. был раскрыт заговор в 155-м стрелковом полку. Благодаря мятежу белогвардейского 5-го стрелкового полка попал в засаду один из активнейших полевых разведчиков противника прапорщик М. Махнов. Благодаря работе с военнопленными в занятом Чукуеве в руки особистов попали 3 сотрудника местного военно-контрольного пункта, а также штабс-капитан П.Н. Гагарин, руководивший командой пеших разведчиков.

Стремясь обезопасить прифронтовую полосу от неблагонадежных лиц (родственников дезертиров и белогвардейцев, бывших жандармов и т.д.), чекисты стали прибегать к их высылке за пределы зоны боевых действий. Только из Видлицкой волости Олонецской губернии были высланы более 50 человек. Выселение шло целыми семьями. В условиях военного времени такие меры были обычным явлением и имели место еще в годы Первой мировой войны, когда из прифронтовой полосы местные власти активно высылали немцев и евреев, которых считали склонными к сотрудничеству с вражескими спецслужбами.

Причина того, что советские контрразведчики направили свои усилия на улучшение борьбы с полевой, а не агентурной разведкой заключалась в том, что осенью 1919 г. Север стали покидать войска интервентов, чьи спецслужбы обладали наиболее разветвленной и эффективной сетью секретных агентов. Белогвардейская разведка действовала в несоизмеримо меньшем масштабе и не могла столь серьезно угрожать информационной безопасности советских войск. В связи с сокращением числа угроз со стороны вражеских разведорганов особисты получили возможность оптимизировать свою работу, объем которой заметно сократился. Агентурные данные не поступали в распоряжение белогвардейских штабов с 5 сентября 1919-го по 20 января 1920 г., а разложение в войсках противника, начавшееся еще весной и продолжавшееся до падения Северного фронта, облегчало задержание вражеских шпионов и диверсантов.

Громким успехом агентов Особого отдела 6-й армии стало задержание в ноябре 1919 г. пятерых белогвардейских агентов в Шахановской волости. Одним из задержанных оказался М. Ракитин — бывший организатор Шенкурского восстания летом 1918 г., удостоенный за ведение разведки во вражеском тылу ордена св. Георгия. Хотя задержал Ракитина особист П. Курочкин, большой интерес к ведению следствия по его делу проявила Архангельская губернская ЧК, вследствие чего между ее сотрудниками и подчиненными Воронцова возник острый конфликт. По словам работников Особого отдела, ЧК «хочет загребать жар чужими руками», «хочет, должно быть, славы, а не работы». Этот конфликт был разрешен лишь после личного вмешательства Самойло и в очередной раз продемонстрировал отсутствие единства советских спецслужб в деле обеспечения безопасности армии.

Несмотря на слабую координацию органов государственной безопасности, ставшую в 1918—1920 гг. характерной чертой советской контрразведки, части 6-й Красной армии смогли провести ряд успешных боевых операций. «Белые» были разгромлены на реке Шипилиха, на Селецком и Тарасовском направлениях, в Двинском оборонительном районе. Белая армия утратила стратегическую инициативу. В дальнейшем, после бунта солдат одного из полков Белой армии фронт был прорван на одном из важнейших участков, что предопределило падение Архангельска. После захвата города советскими войсками наступление было развернуто и на мурманском направлении, в результате чего Мурманск был занят в феврале 1920 г. Это положило конец Гражданской войне на Европейском Севере России.

Подводя итоги развития советских контршпионских органов на Северном фронте, необходимо сделать вывод, что, по сути, политика большевистской партии на начальном этапе войны заключалась в том, чтобы дистанцировать органы по борьбе со шпионажем от вооруженных сил, превратить их из оперативно-следственных органов в органы непосредственной расправы, в результате чего и появилась система особых отделов. Эта система далеко не всегда отличалась высокой эффективностью, но данное обстоятельство не стало серьезным препятствием для окончательной победы советских войск на Севере. Безусловно, регулярное наличие у неприятеля информации о состоянии воинских частей, их боевом составе и даже предстоящих планах существенно осложняло борьбу с антибольшевистскими силами. Однако это преимущество нивелировалось разобщенностью противника, его идеологической нестойкостью, что и предопределило окончательное поражение Белой армии.

Soviet counterintelligence on the Northern front of the Civil War (1918—1920): establishment and activities

Аннотация

Статья посвящена истории становления, развития и функционирования органов военной контрразведки в северных губерниях РСФСР. На основе анализа ранее неиспользованных архивных документов рельефно показаны формы участия контрразведки в обеспечении безопасности Красной Армии от вражеской разведывательно-диверсионной деятельности, сделаны выводы относительно уровня ее эффективности.

The article is dedicated to the history of the formation, development and functioning of military counterintelligence organs in the northern provinces of RSFSR. On the basis of analysis of previously unused archival documents are vividly shown the forms of counterintelligence’s participation in securing the Red Army from intelligence and diversionary activities, the conclusions concern the level of its effectiveness.

Ключевые слова

Контрразведка, шпионаж, Гражданская война, Северный фронт. Key words: counterintelligence; espionage; Civil War; Northern front.

Подписи к фото

Самойло Александр Александрович, командующий 6-й Красной армией

Воронцов Иван Александрович, начальник Особого отдела 6-й Красной армии

британская разведывательная сводка о положении на Северном фронте, 8 мая 1919 г.



Иванов Андрей Александрович



кандидат исторических наук, доцент Мурманского института экономики Санкт-Петербургской академии управления и экономики

Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

Контактный телефон: +79211754379

Ivanov Andrei Alexandrovish
PhD in History, docent in Murmansk institute of economics branch of Saint-Petersburg academy of management and economics