К ИСТОРИИ НАЗНАЧЕНИЯ АРХИМАНДРИТА АНТОНИНА (КАПУСТИНА) НАЧАЛЬНИКОМ РУССКОЙ ДУХОВНОЙ МИССИИ В ИЕРУСАЛИМЕ

Автор: К.А. ВАХ | 29 Ноября 2011

До прибытия в Иерусалим в конце 1865 г. самого известного представителя Русской Церкви на Православном Востоке архимандрита Антонина (Капустина) на Русских постройках Святого Града уже более двух лет шла открытая борьба между двумя ветвями российской власти: светской, которую олицетворял консул, и духовной, которую представлял начальник Миссии.

Внутренний раздор стал поводом для вмешательства Иерусалимского Патриарха Кирилла II, который не только не поддержал начальника Русской Духовной Миссии архимандрита Леонида (Кавелина), но и объявил нежелательным его дальнейшее пребывание в пределах юрисдикции Иерусалимской Церкви. Это действие Патриарха Российский Синод посчитал оскорбительным для Русской Церкви. Так конфликт между различными российскими структурами стал началом конфликта между двумя Православными Церквями и привел к фактическому прекращению отношений между Российским Синодом и Иерусалимской Патриархией. Позднее, в исторической литературе, этот период совершенно заслуженно был назван одной из самых мрачных страниц сношений Востока с Россией, что сказалось и на перспективе его изучения.

Единственный научный труд, посвященный деятельности архимандрита Леонида (Кавелина), принадлежит перу А.А. Дмитриевского, но при его жизни он не был опубликован. Большая глава другой работы А.А. Дмитриевского посвящена истории Палестинской Комиссии (1864-1887), где также затрагивалась проблематика взаимоотношений представителей русских учреждений в Святой Земле. Рассуждая о методе работы А.А. Дмитриевского, крупнейший современный исследователь российского духовного присутствия в Палестине Н.Н. Лисовой справедливо говорит, что нашему знаменитому ученому «не хватало ни времени, ни материала, чтобы полностью разобраться в “бермудском треугольнике” Иерусалимского консульства, Духовной Миссии и петербургской Палестинской Комиссии».

Архимандрит Антонин (Капустин) - четвертый начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1865-1894).
Литография. 1870-е гг.

После А.А. Дмитриевского взгляд на начальный период создания Русской Палестины в Святой Земле, на взаимодействие там таких учреждений как российское консульство, Духовная Миссия, Палестинский комитет и Палестинская комиссия с подчиненными ее ведению Русскими постройками, не менялся и почти не подвергался дальнейшей научной проработке. Новая попытка комплексно рассмотреть проблему была совсем недавно предпринята Р.Б. Бутовой. Этому посвящен раздел в одной из глав ее диссертации.

Согласно устоявшимся представлениям, которые встречаются в современных исследованиях, многочисленные конфликты между российскими учреждениями в Святой Земле, проистекали из-за различия ведомственных и корпоративных интересов, а также из-за разнонаправленного влияния августейших покровителей этих учреждений - императрицы Марии Александровны и великого князя Константина Николаевича. Когда ситуация стала неуправляемой, в Иерусалим «в качестве последней меры», «почти случайно, по игре ведомственных амбиций и личных честолюбий», «как лицо удобное для обоих ведомств» (Синода и МИД), направляется архимандрит Антонин (Капустин), который «неожиданно для светского начальства» сумел «дать бой» сложившемуся порядку вещей в системе российского церковно-государственного управления в Святой Земле. Данная характеристика, учитывая фактическую вовлеченность в исследуемый процесс всех вышеперечисленных сторон, оправдана в качестве предварительной обобщающей оценки. Ее наполнение с точки зрения выявления исторического контекста и интерпретации фактов пока еще недостаточно. Так, например, нельзя согласиться с утверждением, что «на кандидатуре Антонина сошлись параллельные линии МИДа и Св. Синода». Хотя Антонин и прибыл в Иерусалим, как человек удобный для всех сторон (для МИД, константинопольского посольства, иерусалимского консула, для Св. Синода и Иерусалимского Патриарха), но все же первоначально он был продвинут на это место именно МИД и лично Н.П. Игнатьевым; митрополит Филарет согласился по необходимости, потому что другого варианта у него просто не существовало.

Напомним краткую историю взаимоотношений Духовной Миссии, российского консульства и Иерусалимского Патриарха до появления в Палестине архимандрита Антонина (Капустина). Третий начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1864-1865) архимандрит Леонид (Кавелин), был назначен по протекции митрополита Московского Филарета. Аскетичный и требовательный по своему характеру, он скоро восстановил против себя не только консула и собственных подчиненных, но даже Иерусалимского Патриарха, который 13 апреля 1865 г. направил Российскому Синоду послание с просьбой удалить утратившего его доверие архимандрита из Иерусалима, заменив его «каким-либо другим лицом». Творцом интриги против о. Леонида был иерусалимский консул А.Н. Карцев. Официальный Петербург послание Патриарха застало врасплох. Опасность, которую первым понял митрополит Филарет, состояла в том, что Русская Церковь, вынужденная защищать свои канонические права, поневоле вступала в конфликт с единоверной ей Иерусалимской Церковью.

Обвинения, сыпавшиеся на о. Леонида со стороны консула и подогреваемых им членов Миссии, ни тогда, ни теперь иначе как абсурдными не назовешь. Но, несмотря на то, что Св. Синод не признал голословных обвинений, а митрополит Филарет лично защищал о. Леонида, министерство почему-то продолжало исправно поставлять жалобы на него в Петербург, а Иерусалимский Патриарх занял выжидательную позицию. Со своей стороны Синод считал для себя невозможным принимать решение под давлением. Ситуация грозила зайти в тупик. Российской стороне нужно было общими усилиями искать приемлемый для достоинства Русской Церкви выход из создавшейся ситуации.

В начале июня 1865 г. российский посланник в Константинополе Н.П. Игнатьев предложил временно отправить служившего настоятелем посольской церкви архимандрита Антонина (Капустина) в Иерусалим для приведения в порядок дел Миссии. Синодальный указ о назначении о. Антонина временно заведующим Русской Духовной Миссией в Иерусалиме был направлен из Петербурга в Константинополь 16 июня 1865 г. Вскоре, в дополнение к этому указу последовал еще один, датированный 6 июля, которым Антонину предписывалось отправится в Иерусалим для личных переговоров с Блаженнейшим Патриархом.

О своем новом назначении архимандрит Антонин узнал от Н.П. Игнатьева 23 июня и, по выражению последнего, «сильно струсил». Опасения Антонина были оправданы. Один из самых влиятельных членов Св. Синода, митрополит Филарет, считал послание Иерусалимского Патриарха прямым вмешательством в дела Русской Церкви и фактически предлагал требовать от Блаженнейшего извинений. По его инициативе Патриарху было направлено послание, в котором Синод просил не лишать о. Леонида «милостивого воззрения, доколе дело о нем и его подчиненных получит законную ясность». Это послание по распоряжению начальника Азиатского департамента МИД Н.П. Стремоухова без ведома Синода было задержано в Константинополе, что явилось прямым вмешательством одного ведомства в дела другого. Посол Н.П. Игнатьев рассчитывал на скорое удаление из Иерусалима архимандрита Леонида. Тогда неудобное, по его мнению, письмо Синода утратило бы свою остроту.

Понимая, что вынужден искать какой-то компромисс, Игнатьев в середине июля 1865 г. предложил не снимать с архимандрита Леонида звания начальника Миссии официально, а лишь вызвать его в Константинополь, предоставив о. Антонину поле для самостоятельной деятельности. Митрополит Филарет на это не возражал, но дело все равно не двигалось. В ожидании ответа Патриарха Синод тянул с отозванием о. Леонида из Иерусалима. Поэтому МИД предпринял новый маневр: вопрос о начальнике Русской Духовной Миссии был вынесен на высочайшее рассмотрение. Материалы дела представлялись императору лично А.М. Горчаковым. В итоге проект назначения архимандрита Антонина временно исполняющим обязанности начальника Духовной Миссии в Иерусалиме получил утверждение государя. В конце июля 1865 г. в Синод поступил Императорский указ, в котором архимандриту Антонину предписывалось немедленно отбыть к месту назначения. С этого момента ничто и никто больше не мог воспрепятствовать его отправлению в Иерусалим. Отъезд из Святого Града о. Леонида после прибытия туда Антонина также был предопределен. Игнатьев надеялся таким образом вернуть ситуацию в пространство позитивного диалога с Иерусалимским Патриархом.

В ответ на действия МИД митрополит Филарет направил 1 сентября 1865 г. официальный запрос о судьбе синодального послания Патриарху лично обер-прокурору Синода графу А.П. Толстому, давая понять что и духовное ведомство на этот раз не собирается отступать перед МИД. По иронии судьбы именно в этот день 1 сентября 1865 г., архимандрит Антонин отплыл из Константинополя в Святую Землю. В Иерусалим он прибыл 11 сентября 1865 г.

Святой Град всегда занимал особое место в сердце о. Антонина. «Господи! Ужели я начал жить в Иерусалиме!» записал он в дневнике на следующий день после приезда. Несмотря на то, что в письмах к Игнатьеву, и даже в собственном дневнике за 1866 г., Антонин часто высказывает желание поскорее окончить щекотливое поручение, чтобы вернуться в Константинополь, он с самого начала повел дело очень неторопливо. Вместо донесений Синоду по существу порученного ему расследования он, вместе с архимандритом Леонидом, придумывает проект изменения статуса Миссии и преобразования ее в русский монастырь. Затем, уже после отъезда о. Леонида, он самостоятельно дорабатывает этот проект и отправляет его в Синод, волнуется, ждет известий и умоляет Игнатьева договориться с Петербургом, чтобы оттуда телеграфировали о решении Синода.

Анализ действий отца Антонина в течение первых месяцев «временного» управления им Русской Духовной Миссией, позволяет предположить, что сразу же после прибытия в Святой Град он по собственному произволению включился в сложный и запутанный процесс формирования структуры нового русского присутствия на святых местах.

Деятельность России на Православном Востоке активизировалась еще в 1857 г. и проходила буквально перед глазами у архимандрита Антонина, который в данном случае не хотел оставаться безучастным наблюдателем. Еще в 1856 г. прошел слух о переводе о. Антонина в Иерусалим. В мае того же года Афины посетил Б.П. Мансуров, командированный великим князем Константином Николаевичем на Восток для изучения нужд русского паломничества в Палестине. Ему Антонин передал небольшую записку с пожеланием к МИД «приобрести покупкой занимаемый теперь клиром афинской посольской церкви дом», и собственной рекомендацией одного знакомого: киевского иеромонаха Макария «как человека в высшей степени благонадежного и пригодного для Иерусалима». В сентябре 1857 г. Антонин сам совершает паломничество в Иерусалим, где специально знакомится с Архангельским монастырем, «чтоб иметь понятие частию вообще о поклоннических приютах, в особенности о помещении нашей, пока de facto не существующей Миссии». В последний вечер перед отъездом из Иерусалима, состоялся символичный разговор Антонина с игуменом Архангельского монастыря Прокопием. В опубликованном очерке греко-болгарин Прокопий заменен фигурой неизвестного русского паломника. Одна фраза, сказанная этим вымышленным персонажем, выделяется из общего контекста разговора: «Миссия миссией, а дела - делами». Не говорил ли устами своего героя сам архимандрит Антонин? Литературно обработанный рассказ о посещении Святой Земли в 1857 г. был опубликован почти десять лет спустя, в 1866 г., как раз когда Антонин пытался при поддержке Н.П. Игнатьева продавить в Петербурге свой проект преобразования Русской Духовной Миссии.

Однако неопределенное в начале положение архимандрита Антонина в Святом Граде быстро упрочилось благодаря конкуренции между собой двух российских ведомств - Св. Синода и МИД. Антонин упорно не вмешивался в конфликт и не принимал на себя роль следователя, никого не обвинял и ни на кого не доносил. Будучи опытным церковным дипломатом, он «трезво выстраивал возможную линию отношений начальника РДМ, консула и греческого Патриарха», чтобы самому не стать в этой игре послушным исполнителем чужой воли.

Тем временем МИД и Синод продолжали ожидать извинительный ответ Патриарха, без которого, по мнению обер-прокурора, Св. Синод «поставлен в затруднение сделать какое-либо распоряжение по делу Иерусалимской Миссии». В отношении к Н.П. Игнатьеву от 2 декабря 1865 г. начальник Азиатского департамента прямо спрашивал: когда же именно будет получен ответ Патриарха. Ситуация вновь оказалась в тупике. Патриарх наотрез отказывался отвечать, ссылаясь на то, что рассматривает письмо Синода к нему как ответ на его собственное послание, не требующий продолжения переписки. И тогда иерусалимский консул А.Н. Карцев указал Петербургу возможный выход из положения. Он сообщил, что Патриарх, «если бы был уверен, что Св. Синод исполнит его просьбу, то ходатайствовал бы «об утверждении о. архимандрита Антонина в должности, которую он уже более 4 месяцев исполняет здесь к полной чести Православия».

В середине февраля 1866 г. обер-прокурор еще раз обратился в МИД с просьбой надавить на Блаженнейшего Кирилла, представив ему «настоятельность отзыва с его стороны на помянутое письмо для окончательного обсуждения дела об архимандрите Леониде». В МИД из Синода даже поступило два варианта ответа Патриарха, которые могли бы удовлетворить Синод. Сложное положение, в котором оказался Св. Синод, к тому времени уже стало очевидным для всех. Игнатьев собирался лично отправиться в Иерусалим для переговоров с Блаженнейшим. В этот самый момент 24 апреля 1866 г. Патриарх наконец направляет в Синод новое, уже нежданное там послание. Составленное, как справедливо догадался митрополит Филарет, совместно с консулом Карцевым, оно не удовлетворило ожиданий российской стороны, зато содержало уже вполне официальные характеристики архимандрита Антонина. Патриарх назвал его «добрым и действительно добродетельным мужем», «истинно благочестивым», «почтенным по своему образу действий», «мягким», «кротким», «мирным», «добродетельным», «богобоязненным», «братолюбивым», «добролюбивым», «которого и мы отечески любим и чтим». Ответ, составленный московским святителем митрополитом Филаретом, был колким и обличительным, но брошенное А.Н. Карцевым зерно относительно фигуры архимандрита Антонина неожиданно проросло. «Всероссийский Синод, писал Филарет Патриарху, не допустит возвращения в Иерусалим архимандрита Леонида, который имел несчастие лишиться Вашего благоволения, и оставит архимандрита Антонина в Иерусалиме, по крайней мере, до тех пор, когда усмотрен будет другой, соответствующий требованиям тамошнего служения».

Это послание вызвало резкую критику и даже негодование в МИД. Причем обнаружилось весьма своеобразное воззрение российского внешнеполитического ведомства на самую сущность Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Так, по мнению министерства, «начальник Иерусалимской Духовной Миссии не может быть признаваем за представителя Русской Церкви, которая сама не имеет права представительства». Такая оценка МИД, перед авторитетом которого, по выражению обер-прокурора Синода «Церковь бессильна», вызвала ответную реакцию со стороны последнего: в качестве крайней меры в назидание всем - закрыть вовсе Духовную Миссию в Иерусалиме. К счастью эту попытку не поддержал митрополит Филарет. Назвав состояние дела «безысходным», он посоветовал оставить Миссию в ее переходном состоянии «в ожидании лучшего времени, так как архимандрит Антонин, хотя не удовлетворивший объяснению по делу, не имеет для себя затруднений ни со стороны консула, ни со стороны Патриарха». Теперь о назначении Антонина, пусть даже в качестве вынужденной меры, впервые было сказано устами самого влиятельного в восточных делах члена Российского Синода. Тогда же осведомленный в этом посол Н.П. Игнатьев объявил, что Иерусалимский Патриарх «оттягал» у него о. Антонина.

Прошло более года с момента прибытия в Святой Град исполняющего обязанности начальника Миссии. В продолжении этого времени Антонин приобрел уважение Патриарха и не поссорился с консулом. Он справедливо полагал, что время работает на него, позволяя ему закрепиться в Святом Граде. В итоге так и получилось. Для всех вовлеченных в конфликт сторон Антонин в прямом смысле слова стал незаменимой фигурой. Силою вещей даже Св. Синод пришел однажды к убеждению, что только действительное, а не временное его назначение начальником Миссии позволит развязать клубок иерусалимских противоречий. Таким образом, последней картой в деле нормализации отношений между Российским Синодом и Иерусалимским Патриархом внезапно для Петербурга и вполне ожидаемо для Иерусалима стала карта Антонина. В новом отношении от 12 января 1867 г. к российскому послу в Константинополе Н.П. Игнатьеву директор Азиатского департамента МИД сообщал:

«Вашему Превосходительству конечно не безызвестно, что со времени возникновения беспорядков в Духовной Миссии нашей в Иерусалиме отношения Иерусалимского Патриарха к нашему Св. Синоду изменились и в следствие письма Блаженнейшего Кирилла к митрополиту Исидору сделались крайне натянутыми. Эта натянутость отношений до сего времени продолжается к крайнему сожалению Св. Синода, который с своей стороны выразил готовность прекратить все недоразумения, если только на это последует первое заявление со стороны Блаженнейшего Кирилла.

Это сближение может быть достигнуто в том случае, если Блаженнейший Кирилл обратиться к Св. Синоду с новым посланием, в котором, не касаясь вовсе прошлого, заявит, что продолжительное пребывание в Иерусалиме архимандрита Антонина дало ему возможность удостовериться о благонадежности сего духовного лица для окончательного занятия временно исполняемой им должности и еще более утвердиться в прежде выраженном желании видеть сего архимандрита на помянутой должности».

А.А. Дмитриевский утверждает что именно кончина митрополита Филарета 19 ноября 1867 г. ослабила остроту «Иерусалимского вопроса». В целом это так, но приведенный выше документ показывает, что компромисс был найден задолго до кончины московского святителя и, скорее всего, не без его участия, а попытки добиться от Иерусалимского Патриарха извинительного письма продолжались и позднее. В целом отношения между Российским Синодом и Иерусалимским Патриархом заметно упростились. Умиротворенный полученной в начале июля 1868 г. через о. Антонина крупной суммой денег на нужды Патриархии, Блаженнейший Кирилл согласился с предложением консула и 16 июля 1868 г. направил необходимое для возобновления отношений письмо Российскому Синоду. Далее вопрос о назначении нового начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме стал только вопросом времени. При этом сам архимандрит Антонин счел необходимым официально обратиться в Синод с просьбой разрешить ему вернуться в Константинополь. В том же письме Антонин высказывал опасение, что Миссия может утратить свою прежнюю независимость, в то время как ее положение можно, наоборот, упрочить, и намечались конкретные шаги, реализовывать которые, кроме самого Антонина было просто некому.

Св. Синод, получивший послание Патриарха в августе 1868 г., почти девять месяцев спустя, к вящему удовлетворению обеих сторон, использовал свое право назначать и перемещать подчиненных ему священнослужителей за границей Российской империи. Архимандрит Антонин был утвержден в должности «настоятеля Православной Русской Миссии при автокефальном престоле Вашего Блаженства», а архимандрит Леонид был перемещен «на должность настоятеля Ставропигиального, Воскресенского, Новый Иерусалим именуемого монастыря».

По иронии судьбы, своим назначением в Иерусалим архимандрит Антонин был во многом обязан иерусалимскому консулу Андрею Николаевичу Карцеву, свалившему перед этим двух предыдущих начальников Миссии и учинившему, по сути, ее разгром. Именно Карцев подал идею использовать назначение Антонина для решения сложнейшего конфликта в отношениях между двумя Церквями и затем помогал ее реализации на практике. Однако в 1867 г., еще до утверждения архимандрита Антонина, А.Н. Карцев был назначен генеральным консулом на о. Корфу и навсегда оставил прискучивший ему Иерусалим.


Vakh K. А. On the Circumstances of the Assignment of Archimandrite Antonin (Kapustin) as a Head of the Russian Ecclesiastic Mission in Jerusalem



Аннотация

В исследовании на новом архивном материале представлена историческая реконструкция конфликта между Св. Синодом Русской Православной Церкви и Патриархом Иерусалимским, который привел к назначению архимандрита Антонина (Капустина) начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Автор показывает, что вовлеченные в конфликт стороны рассматривали это назначение как единственный приемлемый способ для разрешения конфликта. В силу данных обстоятельств начальник Миссии негласно получил более независимый статус, чем имели его предшественники. Это позволило ему в дальнейшем, используя противоречия между российским МИД, Св. Синодом и Иерусалимской Патриархией, вести собственную церковно-политическую деятельность на святых местах, итогом которой стало создание Русской Палестины.

There is a historical reconstruction of a conflict between the Most Holy Synod of Russian Orthodox Church and Patriarch of Jerusalem which led to the assignment of Archimandrite Antonin (Kapustin) as a head of the Russian Ecclesiastic Mission in Jerusalem, based on new archive materials. The author shows that sides involved in the conflict considered that assignment as the only acceptable way to solve the conflict. That is why the head of the Mission unofficially received more independent status than his predecessors. Later it gave him a chance to use conflicting views of the Russian Foreign Ministry, the Most Holy Synod and the Patriarchate of Jerusalem and to build his own “Antonin’s” ecclesiastic and political activity in the Holy Land resulting in the creation of Russian Palestine.


Ключевые слова / Keywords

Ближний Восток, Палестина, Иерусалим, внешняя политика России, Русская Духовная Миссия, Антонин Капустин, Русская Палестина, Министерство иностранных дел, Святейший Синод, Русская Православная Церковь. Middle East, Palestine, Jerusalem, foreign policy of Russia, Russian Ecclesiastic Mission, Antonin Kapustin, Russian Palestine, Ministry of Foreign Affairs, the Most Holy Synod, Orthodox Church