Автор: Л.В. БОРИСОВА | 03 Апреля 2011

В 1990-е гг. благодаря многим изменениям в нашей стране произошло событие, сыгравшее огромную роль в развитии истории как науки: беспрецедентное открытие архивов и снятие грифа секретности с большого количества архивных документов. Обращение исследователей к новым пластам источников позволило во многом изменить сложившиеся представления о советской истории, поставить новые задачи исследований и в то же время соотнести ранее введенные в научный оборот факты с формирующейся картиной событий. Прежде всего, в центре внимания историков оказались рассекреченные документы ВЧК/ОГПУ, хранящиеся в Центральном архиве Федеральной службы безопасности РФ (ЦА ФСБ РФ). Результатом их изучения стала начавшаяся публикация этих документов и появление первых монографий. Так, важным научным событием стала публикация информационных документов центрального аппарата ГПУ/ОГПУ: ежедневных госинформсводок и ежемесячных обзоров о политико-экономическом состоянии и внутриполитическом положении в СССР. Однако при всей ценности названных источников ими далеко не исчерпывается массив информационных документов ОГПУ, хранящихся в Центральном архиве ФСБ РФ.

В данной статье попытаемся охарактеризовать состав, содержание и источники сведений информационных сводок Московского губернского политотдела ГПУ (МГПО) за первую половину 1920-х гг. Актуальность источниковедческого анализа этих документов связана не только с их информационной насыщенностью, но и с тем, что они только начинают вводиться в научный оборот.

Московский губотдел занимал особое положение в системе органов ГПУ. В зоне его ответственности находились высшие и центральные органы власти и управления, крупнейшие предприятия страны. Столица являлась также главной ареной проведения политических акций, призванных продемонстрировать поддержку рабочими большевистской власти. Московские чекисты были призваны контролировать ситуацию и зорко следили за тем, чтобы все мероприятия развивались в задуманном направлении. Кроме того, с начала 1920-х гг. Москва стала «витриной» социализма для появившихся иностранцев. Особый статус московского губотдела ГПУ подтверждался и тем, что его руководитель, первым из которых был Ф.Э. Дзержинский, являлся членом коллегии ВЧК/ГПУ. Все эти особенности нашли отражение и в информационных сводках МГПО.

Одним из практических выводов, сделанных властью из кризиса весны 1921 г., связанного с восстаниями крестьян, событиями в Кронштадте и забастовками в Петрограде и Москве, был вывод о необходимости постоянного контроля над настроениями в обществе. Для выполнения этой задачи с июня 1921 г. в специальном подразделении центрального аппарата ВЧК стали составляться ежедневные государственные информационные сводки. Таким образом началось оперативное информирование высшего партийно-хозяйственного и профсоюзного руководства о настроениях населения, в первую очередь, рабочих, их отношении к компартии и советской власти.

Источником сведений, сообщавшихся в госинформсводках, были сообщения местных органов ВЧК/ГПУ. Важным источником получения информации о положении в столичном регионе являлись информсводки Московского губернского политического отдела ГПУ (МГПО) по Москве и губернии. Работой по их составлению руководила информационная тройка при МЧК. Персональный состав тройки, в которую входили заведующий информчастью МЧК, представитель МК РКП (б) и представитель Моссовета, был утвержден 26 мая 1921 г. Тройка руководила работой по сбору госинформации по Москве и губернии, несла ответственность за собираемые сведения и постановку информационной работы. За каждым членом тройки был закреплен определенный круг учреждений. Представитель МК РКП (б) отвечал за предоставление сведений от МК, МГСПС и от губсоюза кооперации; представитель исполкома Моссовета – от московского губсовнархоза, Моспродкома, Москватопа, Мосздравотдела, промкооперации, комиссии по улучшению быта рабочих. Заведующий информационной частью ВЧК руководил работой информационного аппарата и отвечал за проработку получаемых материалов.

На первом же заседании тройки был определен порядок сбора информации. МЧК выделял от каждого учреждения, видимо, из своих осведомителей особого уполномоченного, который под руководством соответствующего члена тройки, предоставлял необходимые сведения. В соответствии со своими полномочиями члены тройки должны были получать информацию и от руководителей партийных, советских и союзных учреждений. Основой для ее сбора служили анкеты, разработанные для каждой системы учреждений. Однако первые анкеты, зачастую, содержали слишком широко сформулированные вопросы, поэтому сбор материала вызывал большие трудности. Например, что мог сообщить губсовнархоз для сводки, отвечая на такой вопрос: «как отражается на производительности предприятий и на рабочих массах централизм?» Медлительность в предоставлении информации объяснялась также отсутствием соответствующего аппарата и персонала в учреждениях. В связи с этим анкеты пришлось дорабатывать, а выпуск первой сводки затянулся.

Информационные сводки «о политическом и хозяйственном состоянии города Москвы и губернии» выходили ежедневно в течение 1921-1925 гг. До 1924 г. они составлялась в Московском губполитотделе ВЧК/ГПУ, а затем ‑ в 1-м (московском) отделении информотдела ОГПУ. В заголовке сводки также указывался ее порядковый номер и дата. Они выходили под грифом «совершенно секретно». Информация группировалась по районам Москвы, а внутри в качестве рубрик выделялись наиболее важные для конкретного периода темы: «волнения среди рабочих на почве задержки выдачи жалования и недоразумений с тарифами», «настроение рабочих и населения по вопросу о процессе эсеров», «положение и настроение работников полиграфического производства», «государственное социальное страхование», «ход подписки на государственный золотой заем» и многие другие. Были и сезонные рубрики: летом ‑ «приостановка работ в связи с летними отпусками и ремонтом», а в начале осени – «возобновление работ после летних отпусков». В конце сводки выделялось положение на Московском железнодорожном узле, являвшемся стратегическим объектом. В этой части сообщалось не только о настроениях железнодорожников, фактах недовольств и забастовок, но и об авариях, крушениях поездов, хищениях.

В 1923 г., когда набирало обороты преследование за экономические преступления и проходили массовые судебные процессы сотрудников различных трестов, в сводках появился новый раздел ‑ «экономическая часть», в котором приводилась информация о конкретных злоупотреблениях. Отражением нэповских реалий являлся и раздел «Черная биржа», в котором указывались курсы покупки и продажи валют, в том числе и царских серебряных и золотых монет, а также облигаций хлебного и золотого займов. Как показывает информация сводок, принудительная выдача этих облигаций, доходившая в нарушение инструкций до 90% зарплаты, вызывала острое недовольство рабочих.

В 1924 г. на первый план вышла борьба за повышение производительности труда и сводки стали начинаться с рубрики «причины, отражающиеся на производительности труда», появилась также рубрика «провокационные слухи», хотя сообщения на эту тему отражалась и в предыдущие годы. С этого же времени информация стала систематизироваться не по районам, а по трестам.

Центральное место в сводках занимает освещение настроений московских рабочих. В них содержится детальная картина появления и развития недовольств, нередко, заканчивавшихся забастовкой, хроника событий по дням, а иногда и часам. При этом негативные настроения подразделялись на недовольства, брожения, «итальянки» и забастовки. Как показывают документы, недовольство означало, что рабочие, не останавливая работы, собирались небольшими группами и обсуждали злободневные проблемы. Под брожением понимался более высокий накал конфликта. В состоянии «брожения» рабочие отдельных цехов или всего завода созывали собрание, на котором высказывали претензии администрации предприятия, руководству треста или профсоюза, а часто и всем вместе. При этом звучали угрозы: в случае невыполнения требований объявить забастовку. В такой ситуации в сообщениях ГПУ употреблялся термин «сильное брожение». Однако до забастовки дело могло и не дойти, если руководство шло на уступки. Как показывают сводки по Москве и губернии и другие информационные документы, возникновение забастовок не было сюрпризом ни для администрации предприятий, ни для ГПУ. Периодически сообщая о настроениях рабочих одних и тех же предприятий, сводки наглядно демонстрировали вектор развития конфликтов. «Есть основание думать, что недовольство не сегодня-завтра может вылиться в забастовку», ‑ такой прогноз развития событий был нередким для пика забастовочного движения в 1922-1923 гг.

Постоянная проблема с задержками выплаты заработной платы, если и решалась, то на короткий срок и только с помощью угрозы забастовкой. Администрация предприятий, зачастую, действовала по принципу: сегодня – недовольство, завтра – зарплата. Однако во многих случаях, как показывают сводки, даже забастовка не приводила к выполнению администрацией предприятий и профорганами законных требований рабочих. Экономическая ситуация была такова, что выдача зарплаты крупным предприятиям решалась на уровне ЦК партии и Совнаркома.

Помимо хронических задержек заработной платы, фиксировавшихся всю первую половину 1920-х гг., тяжелое материальное положение рабочих предопределялось и множеством других факторов: выдачей мизерных авансов, низким уровнем тарифных ставок, задержкой выдачи пайка, высокими ценами в кооперативах и на рынке. Кроме того, приходилось оплачивать большинство социально-бытовых услуг, в том числе жилье, транспорт, обучение в школах и медицинскую помощь, за которые в период военного коммунизма платило государство. Переход к денежной оплате услуг проходил постепенно, и часть расходов возмещали предприятия, выдавая талоны на оплату трамвайных поездок, на дрова, на ремонт обуви. Эти обязательства фиксировались в колдоговоре и в случае невыполнения вызывали острую реакцию рабочих. Однако возмещение этих расходов практиковалось далеко не везде. Нередко плата за жилье и коммунальные услуги составляла до 60% заработка и рабочие говорили, «что в 1905 г. во время забастовок вопрос об отмене платы за квартиры стоял одним из первых, а теперь Советская власть снова вводит таковую».

Ожесточенные конфликты разгорались и в связи с колдоговорами, в которых фиксировались нормы выработки и тарифы на оплату труда. В качестве примера приведем выдержки из сводок о событиях на ткацких фабриках Орехово-Зуевского треста в августе 1922 г., в которых показаны карательные меры в борьбе с забастовщиками не только администрации, но и профсоюза:

16 августа: «Вследствие несоблюдения Орехово-Зуевским трестом колдоговора бастуют 5 Никольских фабрик. Чувствуется влияние на рабочих меньшевиков и черносотенных элементов. Профсоюз объявил бастующих выбывшими из членов профсоюза. Администрацией объявлен новый набор и прекращена выдача хлеба бастующим».

17 августа: «На состоявшемся 16 августа нелегальном собрании рабочих Никольских фабрик было постановлено: “требовать повышения тарифных ставок и увеличения пайка”. Администрацией было предложено рабочим всех фабрик, кроме ткацкой, немедленно приступить к работе, а ткачам объявлено об увольнении. Приняты меры к охране складов и фабрик. Всего бастующих 19 тыс. По последним сведениям забастовали также рабочие фабрики Зимина».

18 августа: «Забастовка рабочих Никольских фабрик и фабрики Зимина ликвидирована. На общем собрании рабочих (присутствовало 3,5 тыс. чел) было постановлено: принять колдоговор. К работе приступить с 21 августа. И просить профсоюз текстильщиков ходатайствовать перед губотделом союза и заводоуправлением о не увольнении рабочих фабрики».

23 августа: «Рабочие Никольской фабрики 22 августа пытались устроить общее собрание для обсуждения вопроса об обратном приеме уволенных руководителей стачки. Отделом управления дано распоряжение никаких собраний не допускать».

В сводках зафиксированы и другие типичные случаи поведения рабочих, заканчивавшихся забастовкой, и следовавшие за этим репрессивные меры. Так, на машиностроительном заводе (бывший Г. Лист) в связи с недовольством новыми тарифами и расценками на паек, завком, следуя официально установленной процедуре, провел собрание заводских организаций и послал протесты в союз металлистов и в Моссовет. Однако на то, чтобы соблюсти все правила и дождаться ответа у рабочих уже не хватило сил, и они объявили забастовку. Дальше события развивались по типовой схеме: трест Мосмет объявил о закрытии завода и новом наборе рабочих. Рабочие же одумались и перед угрозой увольнения постановили: выйти на работу. Но их предложение было отклонено, и в тот же день был объявлен список уволенных. Примечательно, что об этой забастовке было сообщено в «Правде» под броским заголовком «Сами себя высекли»: «Завод работает, громадное большинство рабочих принято обратно. Зачинщики поплатились. Мораль: не нужно идти мимо союза», ‑ так назидательно заканчивалась заметка.

Однако о последовавших увольнениях газета, по понятным причинам, умалчивала. Зато в сводке МГПО за 19 мая 1922 г. сообщалось: «На 4-м государственном машиностроительном заводе быв. Г. Лист сегодня с утра объявлен набор рабочих, желающих приступить к работе. К увольнению намечено профсоюзом 50 чел. из общего числа около 400 чел.» В сводке за 20 мая эти данные были уточнены: «Набор рабочих закончен. Приняты прежние рабочие за исключением 30 человек, будировавших массу. Работа возобновится в понедельник 22 мая». Примечательно, что именно профсоюз взял на себя карательную функцию, а за словами о наборе рабочих скрывался распространенный способ ликвидации забастовок в 1920-е гг. – локаут. Само же слово «локаут» по идеологическим причинам, чтобы не давать повода к аналогиям с действиями капиталистов, не употреблялось ни в документах этого периода, ни в советской историографии.

Как следует из резолюций на документах, информация о крупных забастовках докладывалась начальнику секретного отдела и главе ведомства Ф.Э. Дзержинскому. Последний, в свою очередь, информировал ЦК, а также использовал сообщения сводок и других документов, имевшихся в его распоряжении, для подготовки докладов на различных совещаниях в ЦК.

Как показывают сводки, забастовка как форма борьбы за выживание и отстаивание своих законных требований применялась всеми слоями городского населения. Так, в связи с тяжелым материальным положением в конце января 1922 г. бастовала профессура Московского университета. При этом попытка студентов физмата поддержать своих бастующих преподавателей была сорвана членами РКП (б). Понимая решительный настрой забастовщиков, администрация даже предложила студентам разъехаться на каникулы. Решение прекратить забастовку было принято после того, как депутация профессоров побывала в Кремле у заместителя председателя Совнаркома, «который обещал принять все меры к улучшению материального положения преподавателей и снабжения необходимыми пособиями». Требования профессоров обсуждались и на совещании в Наркомпросе.

Одновременно с Московским университетом проходила забастовка профессуры университетских клиник на Пироговке. Хотя их требование было сугубо экономическим, но в сводке говорилось о политической подкладке забастовки, мотивируя это только тем, что «таковая началась с момента провала меньшевиков на выборах в Московский совет». Вскоре, протестуя против нарушения Главпрофобром университетской автономии, забастовали преподаватели МВТУ. Руководителями 10-дневной забастовки были известные профессора Круг, Ясинский, Куколевский и Мерцалов. И в этом случае комъячейка, «сговорившись с лидерами других партий», не допустила того, чтобы студенты поддержали забастовку.

Сводки фиксировали настроения не только представителей населения, трудившихся в различных сферах физического и умственного труда, но и тех, кто находился на иждивении государства и полностью зависел от чиновничьих решений. Озадачившись экономией бюджетных средств, московские чиновники, как это часто бывает, занялись «упорядочением» льгот самой уязвимой группы населения ‑ инвалидов. В июле 1923 г. Моссовет принял постановление об отмене с 1 августа бесплатных годовых проездных билетов на трамвай для инвалидов и выдаче разовых по принципу строгого учета их использования. Эта новость не могла не вызвать огромного возмущения, но его первая волна была погашена обещанием Московского отдела социального обеспечения (МОСО), что вопрос будет пересмотрен. Однако обещание не было выполнено и 31 июля со всех районов Москвы к зданию МОСО на Солянке стали съезжаться делегации от инвалидных домов и отдельные группы инвалидов. Начиная с этого дня новостью № 1 в сводках была информация о волнениях инвалидов.

Наряду со сводками, в которых содержится фактическая канва событий в краткой форме, имеются и другие документы МГПО, позволяющие более подробно изучить позиции противоборствующих сторон. В данном случае источниками сводки, очевидно, служили «доклад по наблюдению и выяснению волнений среди инвалидов МОСО» от 31 июля 1923 г., составленный по оперативным данным агентов, и протоколы общих собраний дома инвалидов «Солодовники» и общего собрания, состоявшегося 31 июля в МОСО. В еще одном документе (без подписи и даты), озаглавленном «брожение среди инвалидов», содержится хроника действий инвалидов с указанием количества участников на каждом этапе. Он, скорее всего, был составлен уже в качестве итогового документа.

Как сообщали информаторы, находившиеся 31 июля в гуще событий, «инвалиды говорили, что вот де мы, инвалиды гражданской и империалистической войны, защищавшие на фронтах Советскую власть от белогвардейщины, и там на фронтах Республики отдавшие все свое здоровье и теперь в силу этого принужденные влачить такое существование, что мы получаем несчастное маленькое пособие, которого не хватает на прожиточный минимум, что их последнее утешение, т.е. бесплатный проезд в трамваях, отнимают и дают разовые трамвайные талоны, которых распределяется очень маленькое количество, так что большую часть приходится ходить пешком». Одни предлагали искать заступничества у Троцкого, другие – отправиться с манифестацией к Моссовету, «пусть смотрит вся Москва, как правительство обращает внимание на инвалидов, защищавших их от белогвардейщины». Третьи, «более благоразумные», удерживали их и говорили, что ни к чему это не приведет. В конце концов, когда инвалидов еще порядочно прибавилось, приехал секретарь президиума Моссовета Дорофеев и пригласил инвалидов для разговора зайти во двор МОСО, но они отказались. «…Пусть жители Москвы видят и слышат это. Нужно было бы еще остановить трамвай на несколько дней», ‑ говорили инвалиды. Все-таки, как сообщалось в «докладе по наблюдению…», Дорофеев уговорил толпу, и собрание состоялось. В своем докладе, обосновывая решение Моссовета, он указал на большое количество поступавших заявлений о злоупотреблениях. Ответная реакция была настолько бурной, что с двумя инвалидами случился припадок.

В сводках фиксировались и настроения безработных, зарегистрированных на биржах труда по районам Москвы. Их недовольство вызывалось не только тем, что они не имели права отказаться от направления на любую работу, и распространением взяточничества, но и выделением среди безработных привилегированных групп. Так, по решению московских властей, одобренному МГСПС, с 1 июля 1923 г. зарегистрированные безработные делились на две группы. Лица, получающие пособие от биржи труда, члены профсоюза, демобилизованные и инвалиды относились к первой группе и в первую очередь обеспечивались работой. Остальные безработные, составлявшие вторую группу, могли получить путевку на работу только в случае нехватки из первой. Масштабы безработицы были таковы, что только на бирже труда в Замоскворецком районе было зарегистрировано по данным сводки 7,5 тыс. человек, из которых 1,5 тыс. входили в первую группу. По сообщению сводки, «этим было вызвано недовольство безработных, из среды коих стали раздаваться выкрики, что нужно идти на демонстрацию к центральной бирже и требовать уничтожения нового порядка. Один из выступавших (персонально известный) предлагал созвать общее собрание безработных по этому поводу. Присутствовавшие этому аплодировали. Предложение выбрать делегацию было отклонено. После этого безработные разошлись». Указывалось и количество присутствовавших: 600 человек. Казалось бы, представители этой маргинальной группы были не способны к организованному отстаиванию своего мнения, но через две недели в сводке сообщалось о делегировании безработными 50 представителей к начальнику центральной биржи для выражения протеста.

Важной формой выявления настроений рабочих и в то же время инструментом политического влияния на рабочие массы являлись заводские собрания, митинги, демонстрации. Информсводки МГПО показывают, как большевистская власть использовала их для формирования заданного отношения рабочих к массовым политическим кампаниям периода нэпа, таким как изъятие церковных ценностей, процесс над правыми эсерами, для разжигания классовой ненависти и целенаправленного формирования негативного отношения к политическим оппонентам власти. В сводках зафиксирован ход собраний, реплики, вопросы к докладчикам, результаты голосования. В то же время рабочие настолько привыкли к этим формам общественной организации, что на тех предприятиях, где собрания созывались редко, рабочие жаловались на это в завком или комъячейку.

Барометром политической лояльности рабочих считалось проведение демонстраций 1 Мая и 7 Ноября. Отказ от участия именно в этих демонстрациях был наиболее сильным и редким средством давления на власть. Примечательно, что именно в ноябрьский праздник 1924 г. произошел вопиющий случай, нашедший отражение в сводке. В этот день в Москве прошла 30-тысячная демонстрация трудящихся, а вечером в машину члена ЦК РКП (б) Уханова был брошен увесистый камень в 4 фунта, который немного помял машину. В сводке также сообщалось, что вслед за Ухановым прошла машина с тов. Сталиным. Метателем камня оказался огородник деревни Кожухово. К сожалению, о мотиве этого поступка информации нет.

Источником сведений об организации и проведении демонстраций, приуроченных к всевозможным политическим событиям внутри страны и на международной арене, служили сводки оперативной части Мосгуботдела ГПУ. В них очень подробно с точностью до 10 минут указывалось местонахождение и численность колонн демонстрантов по маршруту движения, расстановка агентов ГПУ, количество охраны, оформление колонн. Так в сводке о праздновании 1 Мая 1922 г. отмечалось: «Особым успехом во время демонстрации во всех районах пользовались многочисленные карнавальные группы, шедшие впереди колонн предприятия. Нареканий со стороны публики по поводу ряженых попов и другого духовенства – не наблюдалось». А в сводках оперчасти «О собраниях в связи с 25-летием РКП» сообщалось о ходе собраний на предприятиях, в учреждениях и воинских частях, располагавшихся в Москве, о задававшихся вопросах и записках докладчику. Примечательно, что на собрании в Спасских казармах почти через пять лет после гибели царской семьи были поданы записки с вопросом, где находятся Николай II и его семья.

Несмотря на обычно четкую организацию демонстраций, происходили и несчастные случаи. Так во время демонстрации в связи с убийством Воровского и нотой Керзона, состоявшейся 12 мая 1923 г. на Красной площади, дети попали в давку. Оперчастью составлялись также информсводки, в которых фиксировались аварии в городе, отключение электричества, в том числе в Кремле. Малейший сбой в электросети в Кремле быстро расследовался и направлялся рапорт начальнику информотделения особой части Мосгуботдела. Причиной такого сбоя мог оказаться совершенно заурядный для чекистов факт, но интересный для изучения быта того времени. Так в рапорте за 17 марта 1923 г. было указано, что причиной мигания света в Кремле оказалась электромясорубка в Кремлевских курсах ВЦИК, в которой застряло мясо.

Как показывают сводки, свою агитацию, несмотря на большую опасность, пытались вести и антибольшевистские силы. В адрес завкомов по почте направлялись письма ЦК РСДРП, листовки, номера меньшевистских и эсеровских изданий. По поводу одного такого письма завком завода «Динамо» обратился с открытым письмом через «Правду», которое заканчивалось словами: «Покорнейшая просьба к ЦК меньшевиков не загромождать завком письмами». Листовки расклеивались у входа на предприятия, на трамвайных остановках, разбрасывались в цехах. Например, листовку ЦК меньшевиков «К позорному столбу» информатор сорвал с забора по Гаврикову переулку. На ней есть резолюция: «Внесено в сводку. 31 марта 23 г.»

В сводках зафиксированы и немногочисленные случаи открытой агитации. Так в связи с подготовкой официальной демонстрации 20 июня 1922 г., призванной показать поддержку рабочими процесса правых эсеров, на общее собрание на заводе АМО приехали два меньшевика с мандатом от МК РСДРП. Они призывали бойкотировать демонстрацию, но их агитация не имела успеха.

В последующие годы получили распространение листовки анонимного характера, критиковавших итоги выборов в советы и призывавших к забастовкам с требованием повышения заработной платы. Одна из таких листовок в марте 1925 г. была обнаружена на авиазаводе (бывший Дукс) и, как выяснилось, была отпечатана на пишущей машинке одного из отделов завода.

Что касается отношения рабочих к религии, то информация сводок свидетельствует о том, что в постреволюционные годы оно не претерпело существенных изменений по сравнению с недавним прошлым, оставаясь на уровне религиозного индифферентизма. Большинство рабочих продолжало отмечать религиозные праздники, прогуливая в эти дни работу и вступая тем самым в конфликты с администрацией. Неуступчивость администрации в этом вопросе могла закончиться и остановкой работы, как это случилось на целом ряде предприятий Серпуховского хлопчатобумажного треста в январе 1925 г. Если же удавалось договориться, то простой в праздники затем отрабатывался в выходной день. К Пасхе, Рождеству на предприятиях, как правило, выдавались праздничные пайки, а их задержки вызывали недовольства рабочих. А накануне религиозных праздников они с удвоенной настойчивостью интересовались выдачей зарплаты.

В 1924‑25 гг. на предприятиях появился новый раздражитель, связанный с интенсификацией труда и курсом на повышение производительности труда. В ответ на снижение расценок рабочие намеренно не вырабатывали установленные нормы, останавливали станки. Как отмечали сводки, особенно напряженная ситуация сложилась у текстильщиков, производительность труда которых не повышалась по объективным причинам: из-за плохого качества сырья, устаревшего оборудования. Так на кружевной фабрике «Ливерс» в Хамовниках после повышения норм выработки в декабре 1924 г. производительность труда по этим причинам упала на 18,6% по сравнению с ноябрем. В сводках отражена также бурная реакция текстильщиков на начавшийся переход к работе на трех, а затем четырех станках. Одна из таких попыток на Трехгорной мануфактуре, когда несколько прядильщиц согласились добровольно перейти на трехсторонку, закончилась тем, что остальные работницы не допустили их к станкам и чуть не избили помощника директора фабрики и председателя завкома.

Еще одна важная особенность рассмотренных источников заключается в том, что они дают определенное представление о бытовой стороне жизни, о характере межличностных и межгрупповых отношений на предприятиях. Некоторые из этих фактов, на первый взгляд, достойны пера Ильфа и Петрова, но это впечатление обманчиво, так как у людей того времени было другое восприятие событий. Вот одно из таких сообщений о происшествии на стратегическом объекте: «В 6 вечера 16 января – запах гари по всей телефонной станции. Причина – примус в квартире зав. станции Акинфиева, оставшегося без присмотра. Жарившийся на нем картофель сгорел. Дело ограничилось переполохом». Отражением типичной чекистской психологии («кругом – враги») является, в частности, и сообщение уполномоченного Мосгуботдела ГПУ по Богородскому уезду о праздновании 25 лет РКП: «Перед юбилеем мною были даны задания как информаторам, а также секретарям ячеек некоторых фабрик и заводов на предмет выявления наших врагов, но таковые в эти дни ни в чем себя не проявили, исключительный случай ‑ это на Электропередаче, когда на общем собрании 12 марта было вынесено предложение, отчислить [деньги] на открытие памятника "25 лет работы РКП", то один из группы значащихся у нас на учете – гр. Гулин внес предложение, вместо памятника заказать доску, на которой устроить соответствующие надписи, но это предложение абсолютным большинством отвергнуто».

В сводках встречается также информация криминального характера. Так, в сводке за 1 марта 1924 г. сообщалось о двух происшествиях в Замоскворецком районе. На фабрике Гознак № 3 был тяжело ранен директор, член РКП. Причем, удар кинжалом нанесла жена «на романтической почве». А во 2-й горбольнице повесилась фельдшерица (тоже член РКП). Как следовало из предсмертной записки, виновником ее смерти являлся главврач больницы «ввиду его деспотического отношения к служащим». Обращает на себя внимание и распространение антисоциального поведения в рабочей среде, особенно среди молодежи. В сводках приводится немало фактов о повальном пьянстве не только в общежитиях в дни получек, но даже в цехах; прогулах, хулиганстве. Так, в апреле 1924 г. произошел вопиющий случай на заводе «Серп и молот». Во время пьяной драки в ремонтном цехе завода один из рабочих был убит ударом по голове пивной бутылкой. Убийцу задержали, однако очень скоро он снова появился на заводе. Возмущенные рабочие остановили работу и только после обещания завкома дать делу законный ход, возобновили ее.

Большое раздражение рабочих вызывал жилищный вопрос, остро стоявший на протяжении 1920-х гг. Число бездомных нередко, превышало половину рабочих кадров предприятия. Как отмечалось ГПУ, «рабочие определенно думают о выселении из Москвы нетрудового элемента». В ужасающих условиях жили рабочие на подмосковных торфоразработках, особенно сезонники. Они бастовали каждое лето, требуя своевременной выплаты заработной платы и улучшения бытовых условий. Например, на торфоразработках Богородско-Щелковского треста, на которых работало 2 тыс. Человек, закономерное недовольство вызывали следующие условия: «мало коек, нет постельных принадлежностей, теснота. В бараках размера 20х12 кв. аршин – по 40 человек. В общих бараках живут также семейные. Особенно сильно недовольство среди женщин (300 человек), у которых вовсе нет коек и им приходится спать, где попало».

Несмотря на бедственное положение с жильем в Москве, положение в Петрограде было еще хуже. В связи с этим на московских предприятиях проводилось отчисление от зарплаты на помощь питерцам. Причем, как зафиксировано в сводках, эта кампания сопровождалась ропотом и недовольством москвичей.

Как вопиющую социальную несправедливость и ущемление своих прав рабочие воспринимали более высокую оплату труда руководства и специалистов предприятий, лучшие жилищные условия и право на дополнительную площадь. Так, в сводках зафиксировано сильное недовольство рабочих в связи с кампанией 1924 г. по реализации жилищно-строительного займа. Сообщалось о разговорах в связи с займами: «что советское правительство втягивает рабочих, чтобы они из своего скудного заработка строили себе жилища, а спецам, которые были даже против Октябрьской революции предоставляется возможность, жить широко (с добавочной площадью) в готовых домах, не затрачивая на жилстроительство ни одной копейки из своего более высокого заработка; и что когда РКП бывает трудно, то прибегают за помощью к рабочим, а как улучшить материальное положение, то в первую очередь улучшается спецам».

Как показывает изучение комплекса информационных сводок по московскому региону и источников информации, в них отражены все стороны повседневной жизни рабочих. При этом главное место в трудовой сфере занимала борьба рабочих за свои экономические права. Многочисленные конфликты на предприятиях, зафиксированные в сводках, являлись зеркалом, отражавшим комплекс проблем в политической, экономической и социальной сферах не только города, но и всей страны. О достоверности информационных документов ГПУ этого периода свидетельствует не только идентичность текста сводок МГПО и текста госинформсводки ГПУ о событиях в Москве, но и сравнительный анализ с информацией документов профсоюзных, хозяйственных и партийных органов. Такой параллелизм, характерный для делопроизводственных источников в целом, позволял получателям информации того времени перепроверять сомнительные факты, а современным исследователям дает основания сделать вывод о достоверности и репрезентативности этих исторических источников.


INFORMATION REPORTS OF MOSCOW PROVINCIAL POLITICAL DEPARTMENT GPU AS A HISTORICAL SOURCE


Аннотация / Annotation

В статье представлен источниковедческий анализ важного исторического источника о положении в столичном регионе в первой половине 1920-х гг. ‑ информсводок Московского губернского политического отдела ГПУ.

In article the source study analysis of an important historical source about position in capital region in first half 1920th information reports of Moscow provincial political department GPU is presented.

Ключевые слова / Keywords

Сводки, ГПУ, исторический источник, рабочие, настроения, забастовки, кризис жилья, демонстрации. Reports, GPU, a historical source, workers, moods, strikes, crisis of habitation, demonstration.


Борисова Лариса Владимировна
Borisova Larisa Vladimirovna

кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН

8-917-521-48-45, Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

The candidate of historical sciences, the senior scientific employee of Institute of the Russian history of the Russian Academy of Sciences

Полностью материал публикуется в российском историко-архивоведческом журнале ВЕСТНИК АРХИВИСТА. Ознакомьтесь с условиями подписки здесь.