О ТРАГИЗМЕ И БЕЗЫСХОДНОСТИ ПРИВЕРЖЕНЦЕВ ИДЕИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА В РОССИИ

Автор: Л.Г. ПРОТАСОВ | 09 Июля 2011

Рецензируемая книга, по словам ее автора, доктора исторических наук К.Н. Морозова, задумана как попытка понять и осмыслить одну из запутанных и трагических страниц нашей истории (Морозов К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922-1926): этика и тактика противоборства. М.: РОССПЭН, 2005. 736 с.). Книга, действительно многое проясняет и обостряет ощущение трагизма политической ситуации начала 1920-х гг. в стране, ее безысходности для приверженцев идеи демократического социализма.

Судебный процесс 1922 г. над руководством Партии социалистов-революционеров достойно представлен в документальном наследии и в историографической традиции, к чему причастен и К.Н. Морозов – один из составителей фундаментального сборника документов о судебном процессе 1922 г. (Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь–август 1922 г.). Подготовка, проведение, итоги. Сборник документов. М., 2002) и соавтор аналитического предисловия к нему. В отличие от прежних данное издание отражает не событийную, доступную внешнему наблюдению картину процесса, а, скорее, ее потаенную сторону. Политико-правовая подоплека процесса впервые предстает здесь не как плод интеллектуально-умозрительной реконструкции, а как документированная история. Книгу следует, пожалуй, отнести к жанру «интенсивной истории» – некоему синтезу публикаторства, источниковедческого и собственно исторического анализа. Такая многослойность затруднительна для рецензента, но читателя она прямо вовлекает в технологию исследования. Заботясь о потребительском спросе, автор вполне мог дать своей монографии, к примеру, название «За кулисами московского процесса», не поступившись при этом научностью, поскольку текст насыщен сюжетной интригой, психологизмом, морализацией, в лучшем толковании этого слова.

В книге мобилизован весь ранее накопленный запас источников – от архива Гуверовского института войны, революции и мира (США) до Архива Президента Российской Федерации. Но ее документальный каркас образуют материалы Центрального архива ФСБ, увы, доселе недоступные широкому кругу историков. С толком распорядившись своим, образно говоря, «правом первой ночи», автор, насколько это было возможно, предал их широкой научной гласности. В его пользовании был фонд Н-1789, в части, касающейся процесса 1922 г. Этот фонд комплектовался с 1923 г. до конца 1940-х гг. и состоит из нескольких блоков разнородных материалов (113 томов). Готовя процесс, чекисты наспех собрали все, что попало им под руку, и, прежде всего, ценнейший эсеровский партийный архив времен Гражданской войны, захваченный ими при обысках и арестах 1918–1921 гг. По своему происхождению материалы фонда делятся на несколько групп: тома предварительного следствия ГПУ и следствия Верховного трибунала ВЦИК, агентурные материалы и охрана процесса, личные следственные дела обвиняемых, эсеровские партийные материалы за 1917–1921 гг., эсеровская эмигрантская печать, резолюции и петиции с осуждением организаторов процесса и осуждением самих эсеров и т.д. Стенограммы самого процесса составляют два блока, включая отдельный том под названием «Поправки и вставки к стенограммам судебных заседаний по делу партии социалистов-революционеров». Среди документов читатель найдет и «Журнал заседаний Комуча» – незаменимый и универсальный источник для изучения этой социалистической альтернативы большевизму. Присоединимся к авторской оценке, «для историка эсеровской партии эти документы просто бесценны, при знакомстве даже с малой их частью возникает ощущение, что мы не знаем подлинной истории Гражданской войны».

Материалы книги обнажают тайные пружины инспирированного коммунистическим режимом судебного фарса. Одно дело догадываться, как партийная верхушка дирижирует процессом и проявлениями «народного гнева», совсем другое – воссоздать документированную картину спецопераций, уловить формирование «языка власти». В тексте приводятся доносы сексотов, материалы прослушивания тюремных камер, разговоров родственников обвиняемых, перлюстрации личных писем иностранных адвокатов, прибывших на процесс, планы создания осведомительной сети в студенческой среде Москвы, другими словами, все то, что старательно пряталось от истории под грифами «совершенно секретно», «по прочтении сжечь» и т.п. Широкая эрудиция и высокая профессиональная культура исследования помогают отделить аутентичную информацию от прямой фальсификации или тенденциозных интерпретаций.

Показательно в этом отношении стремление точнее донести до читателя суть и дух источника. Заголовки глав и разделов книги часто представляют собой выразительные цитаты из документов и потому по-диккенсовски многословны, как-то: «ОГПУ, как до сих пор, так и в будущем, будет в своих решениях руководиться исключительно принципом политической целесообразности». Это фраза из заявления руководства ОГПУ, якобы направленного против коллективного протеста сопроцессников об условиях их содержания, но на самом деле адресованного тем советским деятелям, которые пытались спасти репутацию власти перед европейскими социалистами, смягчив наказание осужденным высылкой их за границу.

Процесс 1922 г. в книге предстает как последний акт исторической драмы под названием «российская многопартийность» и одновременно как важный этап формирования основ тоталитарного режима в стране. Особо красноречивы документы, отражающие «подковерную» борьбу в партийном руководстве вокруг предполагаемого приговора обвиняемым. В итоге сам приговор двенадцати смертникам выглядел политическим компромиссом между большевистскими «голубями» и «ястребами»: последние пошли на реорганизацию ВЧК с урезанием ее прав в обмен на согласие первых усилить репрессии против эсеров, меньшевиков и анархистов. Однако сторонникам жесткой линии (В.И. Ленин, И.В. Сталин, Л.Д. Троцкий, Ф.Э. Дзержинский) не удалось тогда «продавить» расстрел обвиняемых. Очевидно, что этот эпизод по-своему отражал переходное состояние власти в начале нэповского периода. В фонде Н-1789 в отдельной папке хранится подлинник чернового проекта постановления Президиума ВЦИК 8 августа 1922 г., подписанный И.В. Сталиным, М.И. Калининым и другими (с. 124), формально удостоверяющий внесудебный характер расправы с эсерами. Уникален представленный ГПУ проскрипционный список партийных ходатаев за арестованных и сосланных эсеров, в их числе Л.Б. Каменев, Г.Л. Пятаков, А. Лозовский (С.А. Дридзо), В.П. Милютин и др. К.Н. Морозов подчеркивает, что руководство ОГПУ подчас не считало нужным ставить в известность о своих действиях ни Президиум ЦИК СССР, ни Политбюро ЦК РКП (б).

Историк, безусловно, прав, полагая, что процесс 1922 г. должен рассматриваться гораздо шире, чем частный случай судебной расправы. Он имел знаковое значение для формирования устоев сталинского режима: создание широкой сети осведомителей, ликвидация «политрежима» в тюрьмах, массовая индоктринация населения с организацией проявлений «народного гнева» в виде демонстрации 20 июня 1922 г. На процессе, как прозорливо подметил Э. Вандервельде, один из зарубежных защитников обвиняемых, фактически складывалась модель большевистских версий революции и Гражданской войны. В научной литературе утвердилась точка зрения, что процесс 1922 г. был предвестником «сталинских» процессов, и в связи с ним были отработаны их оптимальные сценарии, включавшие средства морального и психологического подавления жертв. Некоторые современные историки связывают с процессом начало т.н. фазы «морального террора» в СССР.

Новыми источниками насыщена глава, посвященная послепроцессному противостоянию (1923–1926 гг.). Оно продолжалось в формах солидарных действий узников, несмотря на их распыленность по тюрьмам и ссылкам (голодовки, протесты, самоубийства и другие акции), в мелочных попытках высокопоставленных тюремщиков (Н.В. Крыленко, И.С. Уншлихт и др.) предельно ужесточить условия их содержания, мстя за отказ соучаствовать в судебной инсценировке. Досконально отслежены, с опорой на архив НПЦ «Мемориал», личные судьбы многих жертв процесса. На этом детально прорисованном фоне случайной выглядит обмолвка о гибели в ходе репрессий видного советского дипломата И.М. Майского (с. 701).

Концептуальный стержень монографии видится, впрочем, не в юридической и даже не в политической сфере. К.Н. Морозов рассматривает процесс как публичное столкновение двух социалистических идеологий, двух восприятий революции – без понимания этого читатель будет сбит с толку абсурдностью происходящего (напрашивается аналогия с заседанием Всероссийского Учредительного собрания 5 января 1918 г.). И судьи, и те, кого судили, пытались доказать, что именно они и есть истинные революционеры. Это выводит проблему в сферу анализа революционной субкультуры, в которой большевики видели для себя опасность куда более реальную, чем возрождение «белой альтернативы», поскольку имели основания бояться синтеза опыта революционных партий и недовольства различных слоев российского общества в 1921–1922 гг. Ленин и другие «твердокаменные» большевики быстро поняли, что изоляция (а то и физическое уничтожение) социалистов – это жизненная потребность сохранения режима, что старая революционная субкультура, как совокупность категорий, норм, правил и принципов, определявших поведение революционера, избираемые им способы и средства действия, представляет собой серьезную угрозу для коммунистической власти. Надо было отстоять монополию на эту субкультуру, что и определяло сверхзадачу большевиков на процессе. Однако физическое уничтожение оппозиции привело к мутации традиционных норм субкультуры российского революционера и выработка ими собственной субкультуры, с совершенно иными понятиями предательства.

Проблема решается автором преимущественно с позиций моральных категорий и ценностей, применимых в политике, особенно в революции, что и обозначено в заголовке книги как «этика и тактика противостояния». При этом исследователь заверяет, что не ставит своей целью обелить эсеров, совершавших «небесспорные», по его словам, поступки и действия в конкретной политической ситуации. Хотелось бы согласиться с тем, что данный процесс – это противостояние демократического социализма и социализма тоталитарного, как и с тем, что эсеры, особенно 12 «смертников», стояли на недосягаемой для устроителей судебного фарса моральной высоте. Справедливо сказать в отношении большевиков, что неправая цель рождает неправые средства и деморализует своих адептов. Но и то, и другое, как говорится, факт их личных биографий, и только. Историческая память не позволяет разъединить обе сферы; в реальности они не были разделены непроходимой стеной, более того, не способны были существовать порознь, подпитывая друг друга и черпая энергию из общего источника отсталой страны, переживавшей форсированную модернизацию, социально-экономическую и политическую. Воздавая должное их личному мужеству, нельзя забывать, что эсеры несут часть общей вины за национальную катастрофу России в 1917 г., своим радикализмом сея социальную рознь и ненависть, разлагая воюющую армию, дискредитируя институты власти. Виновны и тем, что, располагая массовой поддержкой населения, рычагами государственного и местного управления, почти без противодействия сдали свои позиции. Большевики, по остроумному замечанию историка П.П. Марчени, «остригли» эсеров, как Далила библейского Самсона. Конечно, К.Н. Морозов прав, указав на проблемность эсеровского выбора между доктринальными представлениями и необходимостью отстаивать национальные интересы России в качестве правящей партии – история Комуча в этом смысле очень поучительна. Но главное, в чем они были схожи с большевиками, при всех идейных расхождениях – безграничная вера в правоту своего учения, превращающая их в фанатиков новой религии. Если можно согласиться с автором в том, что эсеры одержали в этом конкретном поединке моральную победу, пусть и ценой собственной гибели, то представляется все же, что в конечном счете победителей не было. Процесс 1922 г. в общеисторическом контексте оказался судом над самой русской революцией как катастрофической формой переустройства общества. Иное дело, что приговор Истории стал очевиден спустя десятилетия и поколения – потомкам и историкам.

Очевидно также, что яркий документальный материал, глубина и содержательность анализа, увлекательность повествования наверняка побудят читателя монографии к новым размышлениям и оценкам нашего прошлого и настоящего.

Аннотация / Annotation

Рецензия посвящена книге К.Н. Морозова «Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922-1926): этика и тактика противоборства», в которой на обширном архивном материале исследованы многие из неизвестных эпизодов судебного процесса социалистов-революционеров, а также подробности драматического «тюремного противостояния» осужденных эсеров и власти в 1922–1926 гг.

In the review is analyzed the book of Dr. K.N. Morozov «PSR Trial and Prison Withstanding (1922-1926): Ethics and Tactics of Opposition», in which on voluminous archival material are investigated a lot of previously unknown moments of PSR Trial and details of dramatic «prison withstanding» of accused socialists-revolutionaries and power in 1922–1926.

Ключевые слова / Keywords

Партия социалистов-революционеров (ПСР), судебный процесс 1922 г., тюремное сопротивление, борьба за политрежим, субкультура российского революционера. Party of socialist-revolutionaries, 1922 Trial, prison resistance and struggle for politregime, subculture of Russian revolutionary

Лев Григорьевич Протасов

Lev Grigorievich Protasov

Доктор исторических наук, профессор кафедры российской истории Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина

Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

8 9107552609